Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
многих городских учреждений.
Не спрашивая согласия родителей, Илларион неожиданно женился на
Евгении (Ене) Логиновой, казачке из богатой в прошлом семьи, владевшей
хутором в одной из южных станиц и большим домом в городе, на
Оренбургской улице. Новая невестка оказалась женщиной требовательной,
жесткой, самолюбивой. Муж не спорил женой, но спокойно подчинялся ее
советам-приказам. Через год у молодых супругов родился сын, названный
Павлом.
Почти
молчаливый, он не обращал внимания на городских девушек. Да и они,
кажется, не замечали его...И вдруг – женитьба и свадьба. Оказывается, во
время одной из поездок на юг мой будущий дядя остановился в
небольшом поселке, где случайно разговорился с белокурой девушкой:
нужно был узнать, где находится нужный ему дом. Позже ему не раз
приходилось бывать в этом, уже знакомом месте. Охотно встречался с
приветливой Александрой (Шурой) Крынкиной, которая, как оказалось,
понравилась ему. Через два месяца Степан признался девушке в своем
чувстве и сказал, что обязательно пришлет в ее дом сватов. Родители не
возражали против женитьбы сына, но сказали, что со свадьбой «нынче
надо по тише и попроще». Отправили в дальний поселок лишь одного
свата – старшего сына. Иван, как положено, от имени жениха сказал
67
нужные слова и выполнил все необходимое.... Согласие родителей
невесты после короткого разговора с ними было получено.
Итак, в небольшом доме на Сызранской появилась четвертая сноха,
тихая, спокойная, молчаливая, работящая Шурочка. И, как большинство
казачек, болезненно самолюбивая: она также старалась занять свое особое
место в семье. Позже выяснилось, что новая невестка – «церковная». В
нашем староверческом доме не привыкли к общению с чужими по вере
людьми. Однако пришедшие времена диктовали и новые взгляды и
поступки.
19
Семьи моих прадеда и деда родственники и приятели всегда
рассматривали как трудолюбивые, спокойные и благополучные. Они,
действительно, были такими несколько десятилетий. Но с начала 20-х
годов жизнь в нашем доме стала как-то незаметно меняться. Наверное, все
происходившее под высокой двухскатной крышей можно было понять и
объяснить: ведь теперь здесь жили немолодые родители, три семьи,
взрослая дочь, два неженатых сына, сноха – вдова с девочкой. Более 15
человек. И каждого волновали и заботили не только общие, семейные, но и
свои, особые, близкие сердцу дела.
Невестки не ссорились между собой, но каждая постоянно думала
только
родственников. Большие и трудные хозяйственные работы порою
воспринимались как лишние и ненужные и поэтому выполнялись
неохотно.
Мужчин заботило другое, более серьезное, жизненно важное. В
губернии поселился общий страх перед разгневанной стихией и
безрадостной жизнью. На бывшие войсковые земли в 1921-м году
обрушилась страшная засуха, какую здесь не видели последние десять лет.
Повторилась страшная беда, которую помнили лишь старики. Небольшие
степные речки и озера высохли. Травы, ранней весной пошедшие в рост,
погибли. В степи пропали звери и птицы. Многие хозяйства потеряли скот.
Засуха уничтожила посевы зерновых. По большому, когда-то богатому
краю прокатился страшный неурожай. Голод охватил станицы и хутора.
Вслед за ним вспыхнула эпидемия холеры, оспы и тифа.
В Уральске вновь появились сотни нищих и бродяг – беженцев с
Поволжья. К ним присоединились свои, местные из южных районов.
Больницы были переполнены, но медицинская помощь, как правило, не
облегчала страдания людей. Врачи не могли ни накормить голодных, ни
вылечить больных: у них не было ни продуктов, ни лекарств.
Многочисленные комиссии и комитеты спасения старались изменить
ситуацию в губернии (так, известная АРА доставила в область 450 вагонов
68
с продовольствием, открыла более 650 столовых для детей и больных), но
положение по-прежнему оставалось трагически тяжелым и... голодным.
Наша семья в то страшное время страдала так же, как и все уральцы.
Но, в отличие от многих земляков, братья не теряли надежды на спасение
себя и своих родных.
Ради спокойствия и сохранения семей они были готовы выполнять
любую работу. Так, мой будущий отец, буквально заставляя себя,
некоторое время (около полугода) служил в милиции ради хлебного пайка,
хотя и признавался, что такая работа ему «совсем не по нутру: не привык
людей держать взаперти». Мама отнесла свои золотые сережки и
серебряный браслет в магазин Торгсина, чтобы получить талоны на
продукты. Старшим братьям помогало хорошее знание многочисленных
стариц и озер, ериков и запруд за Уралом, где можно было вытащить
сетями хотя бы немного рыбы. Иногда они уходили далеко в степь в
надежде найти и поймать там какую-нибудь живность.
От горя и бед, однако, никому не удалось скрыться. Раньше других