Мытарства

Подъячев Семен Павлович

— Какъ хотите! — сказалъ я, чтобы отвязаться отъ него. — Идите…

Онъ поднялся и хотлъ было идти, но въ это время въ спальню вбжалъ или, врне, точно изъ-подъ полу выскочилъ какой-то молодой, въ синей рубашк, малый и закричалъ во всю силу своихъ легкихъ:

— Эй, вы, золотая рота!… Новенькіе!.. Въ чихаузъ!… Блье получать… Живо!..

Мы вс, точно съ цпи сорвавшись, толкаясь, рискуя сломать шею, бросились вслдъ за нимъ по винтовой лстниц внизъ…

На площадк второго этажа насъ остановили… Направо была дверь въ какой-то полутемный

корридоръ… Въ конц этого корридора горла лампа, и виднлась еще дверь въ кладовую или, какъ здсь выражались, въ «чихаузъ», гд и выдавали блье…

— Становись вс въ ранжирь, по порядку, — оралъ малый въ синей рубашк. Живо!… Ну, ты, чортъ косматый, куда лзешь? Становись, теб говорятъ!… Въ морду захотлъ… Встали?.. Ну, маршъ! Живо!… Не задерживать!… Кто получитъ блье, иди внизъ, въ столовую… Тамъ дожидайся вс!..

Торопясь, словно на пожаръ, толкаясь, ругаясь, совсмъ какъ будто одурвъ, лзли мы въ «чихаузъ» за бльемъ, напоминая, вроятно, на взглядъ свжаго человка, толпу сумасшедшихъ…

Получившіе блье крпко держали его въ рукахъ, какъ драгоцнность, и торопливо, съ выраженіемъ боязни, какъ бы не отняли назадъ, бжали внизъ но лстниц, въ столовую…

Получивъ свою пару, я тоже отправился туда… За мной, не отставая, слдовалъ «дворянинъ». Онъ повеселлъ и расцвлъ, получивъ блье…

— Вотъ это дло! — говорилъ онъ, — хоть и грубое, а все таки блье… Отлично! — Блье выдали и въ столовую послали… Очевидно, покормятъ… Иначе, зачмъ бы въ столовую, а?.. Какъ вы думаете?..

Но ему пришлось горько разочароваться: въ столовую насъ загнали лишь за тмъ, чтобы «гнать» отсюда въ баню.

Когда вс собрались, надзиратель, хорошо и тепло одтый, приказалъ намъ выходить на дворъ и строиться попарно…

На двор было полутемно и страшно холодно. Кое какъ построившись и дрожа отъ холода въ своихъ нищенскихъ костюмахъ, мы стали ждать… Вышелъ надзиратель, пересчиталъ всхъ, выдалъ каждому по кусочку мыла и опять ушелъ… Пришлось снова стоять и ждать на мороз… Прошло съ полчаса… Мы стыли, тряслись и чуть не плакали отъ холода… Нкоторые стали громко роптать… Большинство же молчало, терпливо и покорно ожидая.

Наконецъ, явился надзиратель, веллъ перемнить фронтъ и становиться по порядку, одинъ за другимъ, «затылокъ въ затылокъ»… Посл этого насъ опять пересчитали и погнали, наконецъ, въ баню…

X

Выйдя за ворота, мы сбились, какъ овцы, въ одну нестройную сплошную толпу и пошли посреди улицы, возбуждая своимъ видомъ удивленіе въ прохожихъ.

На улицахъ было много снгу… Онъ шелъ съ утра… Мы мсили его своими полуобутыми ногами и, корчась отъ холода, не шли, а торопливо бжали… У меня, къ довершенію бдствій, вдругъ отвалилась подошва… Пришлось ступать въ снгъ прямо голой ногой… Сначала я чувствовалъ холодъ, потомъ какъ-то обтерплся и, мысленно махнувъ на все рукой, бжалъ за другими…

У бань насъ остановили, построили опять по порядку, одинъ за другимъ, и стали пускать по череду. Я стоялъ въ хвост и, когда, наконецъ,

дошелъ чередъ до меня и я попалъ въ баню, то увидалъ, что тамъ не только мыться, а и встать-то негд. Кром насъ, какъ оказалось, въ бан въ этотъ же вечеръ мылись солдаты… Тснота, давка, ругань, крикъ, стукъ были невозможные… Баня казалась какимъ-то адомъ… Голыя тла, возбужденныя, озлобленныя, красныя лица, паръ, запахъ мыла, духота, едва горвшія въ туманной мгл лампы, — все это, вмст взятое, представляло фантастически-мрачное и грустное подобіе ада.

Насъ торопили… Такъ или иначе, а надо было раздваться и мыться… Приткнувшись кое-какъ у порога, я сдернулъ съ себя свою рвань и протискался къ крану. Какой-то добрый человкъ, завладвшій шайкой, предложилъ мн мыться изъ нея съ нимъ вмст. Я, конечно, съ радостью принялъ это предложеніе. Мыла у меня не оказалось… Я обронилъ его гд-то… Обмывшись кое-какъ, на скорую руку, изъ шайки теплой водой, я побжалъ одваться, радуясь все-таки что хоть такъ-то пришлось сполоснуться и надть блье на чистое тло.

Процедура мытья продолжалась не долго, потому что торопили и подгоняли. Тмъ, которые вымылись и одлись, не позволялось оставаться въ бан, а приказано было выходить на улицу и тамъ ожидать, когда кончатъ и выйдутъ остальные…

Это стояніе на улиц посл жаркой, душной бани я никогда не забуду!..

Читатель! если у васъ добрая душа, представьте себ несчастныхъ, жалкихъ, полураздтыхъ людей, голодныхъ, выгнанныхъ изъ жаркой бани на морозъ… Представьте страдальческія лица стариковъ, скорчившіяся, трясущіяся фигуры молодыхъ, — всю эту страшную, унизительную картину человческаго бдствія и позора… Представьте и… подумайте иногда объ этихъ несчастныхъ братьяхъ, ибо они тоже люди!..

XI

По возвращеніи изъ бани въ работный домъ, намъ, полузамерзшимъ, не дали ни пость, ни пообогрться, а прямо «погнали» въ «чихаузъ» получать верхнюю одежду…

Вс мы выстроились въ холодномъ корридор, другъ за другомъ, точно такъ же, какъ при получк блья, и начали снимать съ себя, по приказанію «начальства», свою собственную одежду и сапоги…

Каждому изъ насъ выдали по бичевк и велли этими бичевками какъ можно крпче связать узлы съ своей одеждой… Если же узелъ стягивался не крпко, то его съ ругательствомъ развязывалъ человкъ, завдывавшій пріемомъ и выдачей одежды, и кидалъ его въ лицо владльцу…

Другой человкъ сидлъ у двери при вход въ «чихаузъ», записывалъ NoNo и фамиліи и выдавалъ мдные блестящіе кружочки съ номерами, по два каждому. Одинъ изъ нихъ привязывался къ узлу съ одеждой, другой выдавался на руки.

Оба они, и записывающій, и выдающій одежду, страшно злились и ругались, на чемъ свтъ стоитъ… Вроятно, имъ страшно все это надоло, и они отводили душу…

Одежду выдавали старую, рваную, вонючую и грязную… На ноги — мягкіе, сдланные изъ шерстяныхъ жгутовъ, «чюни», точно такіе, въ какихъ бабы богомолки ходятъ весной къ преподобному Сергію…