На двух берегах
Шрифт:
Она почти вся сгорела, на месте домов стояли лишь русские печи, их обнаженные трубы были непривычно длинными, словно печи вытянули их к небу, чтобы что-то протрубить, прокричать.
По улицам летал пепел, дымились на земле головешки, жители, выйдя из погребов, суетились, спасая коров, телят, свиней, таскали узлы, сундуки, мешки. А некоторые молча стояли возле своих пепелищ. Пахло горячей землей, дымом, паленой щетиной, горелыми перьями.
– Всем - из деревни!
– приказывал ротный жителям..
– Живо! Да бросьте вы свое барахло! Подумайте о детях и о себе! Через час-два
Женщины, старики, дети скорбно и испуганно смотрели на него, кивали, соглашались, пропускали его дальше, и снова занимались своими делами - делами погорельцев.
– Да что вы в самом деле!
– злился ротный.
– Русским языком говорю: через час-два подойдут немцы. Понятно? Уходите в овраги. В овраги - живо!
Так как у них - у нескольких офицеров и сержантов - ничего не получалось, потому что жители, сделав вид, что уходят, перебегали назад, ротный поднял взвод Лисичука, и они вытолкали жителей из деревни к лесу, из которого атаковали, и поставили у деревни несколько часовых с приказом, никого в нее не пускать, а если понадобится, то пугать, стреляя в воздух.
Когда они этим занимались, ротный, показывая на убитую свинью, спросил одного старика:
– Чья?
– Та хто ж ее знает!
– старик махнул рукой. Свинью и правда было трудно узнать - еще живой она обгорела в сарае - у нее обгорели спина, бока и морда - но, видимо, свинья вырвалась из него и попала под пулю. Она лежала на боку, и около нее лужица крови уже спеклась и была похожа на бурую грязь.
– Можно взять? Покормить людей?
– Та берить!
– безразлично махнул еще раз старик.
– Старшина!
– крикнул ротный, тыкая носком сапога в спину свиньи.
– Найти котел, сварить, раздать. Дай твоего Барышева, - сказал он Андрею.
– Сам - на место! Основные ОП1 - между первым и вторым, и вторым и третьим взводами. Так, чтобы прикрыть и фланги.
1 ОП - огневая позиция.
Пока рота копала окопы за деревней, в роту прибыли два расчета ПТР, из леса были перенесены все оставленные там перед атакой ящики с боеприпасами, с КП батальона дали связь, ротный сходил к соседям, чтобы договориться о прикрытии стыков, сварилась свинина, они поели.
Над ними то и дело пролетали самолеты, и немецкие и наши, и с Днепра все время долетал гул от взрывов. Но их не бомбили, видимо, немцы были заняты переправляющимися.
Вчетвером, работая быстро, они - Андрей, Веня, Ванятка и Васильев - вырыли хороший окоп для пулемета и помельче отводы от него к стрелкам и на запасную позицию. Земля здесь, хоть и тяжелая от песка, была мягкой, сыроватой и копалась легко.
Поев свинины с сухарями - а Барышев принес им здоровенный ее кусок,- они сонно лежали и сидели на бруствере вокруг пулемета и курили. Ванятка, завидуя Вене, изводил его:
– Небось дырку для ордена прокалывать примерялся?
– Нет, - тихо и все-таки радостно ответил Веня.
– И не думал. Да ведь еще дадут или не дадут? Вот в чем вопрос.
– Дадут, - заверил Ванятка, как если бы все зависело в конечном итоге от него.
– Куда денутся? Командир бригады - это тебе не кто-то!
Веня, принимая такой довод,
– А как пулемет тащить, так кишка тонка!
– продолжал Ванятка.
– Понимаете ли, «Не могу! Ребята, не могу!». Ишь барин какой. И таким - ордена! Успевай прикручивать… Тут воюешь какой месяц, ан лишь медальку, а тут…
Ванятка, наверное, представил себе, что это он прыгнул с Андреем в воду, что его видел командир бригады, когда он вытаскивал пулемет, и орден полагается ему. Все это могло быть вполне: сядь он еще на той стороне Днепра на место Вени, и он бы, может, и был на месте Вени при высадке. Случайность ситуации, столь легкая случайность, в результате которой выпадал орден Красной Звезды, не давала ему покоя.
– А тут тебе как до дела, так, видишь ли, «не могу». Заелся в санбате до одышки, копает в пол-лопатки да наградку ждет. Как Папе Карло…
– Уймись!
– оборвал его Барышев.
– Зануда!
Не следовало бы Ванятке, конечно, не следовало бы поминать Папу Карло. О нем никто не вспоминал вслух, но его никто и не забыл.
Он был в них. Казалось, сейчас он подойдет, появится откуда-то, посмотрит на них выцветшими глазами с красными сеточками по белкам, повертит лысой головой на длинной морщинистой шее, на которой кожа уже была дряблой, покашляет прокуренным горлом, вздохнет и присядет среди них.
Когда Барышев принес свинину, Папу Карло помянули впервые, да и то не по имени.
– На шестерых,- сказал Барышев. Но их-то с Васильевым было теперь пятеро.
– На?..
– переспросил Веня, но тут же замолчал, и они разделили мясо на пятерых, и съели его, и почти ничего не говорили, и никто не осмелился заговорить о Папе Карло, хотя, конечно, представляли, как он лежит под отвесным днепровским берегом, как лопухом закрыто от мух его лицо, как, наверное, уже неподвижно вытянулись его длинные ноги в старых зеленых обмотках и расшлепанных солдатских ботинках, как по его сухой, неподвижной руке, лежащей на песке, ползают букашки и муравьи. Они, наверное, ползали и по его лицу, но под лопухом этого не было видно.
Их атаковали за полдень.
Солнце спустилось к западу, слепило глаза.
Еще до атаки, примериваясь, как он будет вести огонь, отрываясь от прицела, Андрей видел, что в этом солнце летали нитки и пучки паутины, поблескивая, переливаясь, нежно качаясь на невидимых воздушных волнах. На некоторых паутинах висели полупрозрачные паучки, они куда-то путешествовали. Тонко жужжа, тоже куда-то стремились громадные темно-рыжие стрекозы, то и дело от земли взлетали желтые бабочки, они, как огоньки, вспыхивали, и ветер сносил их вбок. Пела, как стучала по наковаленке ювелира, синица: «Тинь! Тинь! Тинь! Тинь!» Какой-то шатоломный дрозд, или забыв про грохот разрывов, или совершенно очумев от них, забравшись на дерево повыше, дул в свои серебряные трубочки. Казалось, что какой-то мальчишка дорвался до этих трубочек и вот и дует, и вот и дует в них, как будто дразнится.