На грани человечности
Шрифт:
– Что же, леди? неужто вы не украсите наш пир своим присутствием?
– Принимая у Лафимы перстень, Одольдо смотрел ей в глаза - с тревогой, с надеждой, не таясь. Но в ответ - лишь резкое движенье головой.
– Вернусь домой, пожалуй. Нужно порою и честь знать.
Эрихью подвёл Тэнграла к Суламифи. И, лишь садясь в седло, она отметила: лес давно перестал быть тихим. Перекликались охотники и егеря, взлаивали тураны, стучали копыта; беглое сканирование выявило настроения весьма приподнятые.
Ибо охота удалась как нельзя лучше, а жизнь человека,
История шагала своим путём - по трупам: людей, надежд, убеждений. Как и надлежит Истории.
– Да здравствует королева осенней охоты, сестра Вайрика!
Отец Одольдо, галантно склонившись к руке Суламифи, свершил ритуал посвящения. Перстень оказался великоват, а церемония в целом напомнила обряд венчания на докосмической Земле. Впрочем, у элкорнских - льюрских - новобрачных нет обычая обмениваться кольцами.
Единым порывом взметнулись вверх драгоценные чаши, щедро наполненные винами из знаменитых эрихьюанских погребов.
– Слава! слава! слава!
– с воодушевлением проревели десятки лужёных глоток.
Хозяева и гости разместились за необозримым столом, не страдая от тесноты. Трапезная походила на королевскую пиршественную залу: святые братья и от века не стеснялись в средствах, при отце Одольдо же тем паче. Посуда на столе, лепные украшения на стенах, светильники с сиргентским благовонным маслом - всё изобличало изысканные вкусы нынешного главы ордена.
Как встарь, весело гудело пламя в грандиозном камине - в таком только небольшие транспортные механизмы запекать, вроде двухместных флайеров, подумалось землянке. И уж полный простор для убиенного королевой охоты "вепря огромадного".
Суламифь восседала, как водится, во главе стола, в центре всеобщего внимания, - с перевязанным для отвода глаз плечом. На блюде перед нею уже дымилось жаркое с кровью - из её же добычи. За полгода элкорнской своей эпопеи конфедератка приучила себя есть местное мясо - не синтезированное, самое что ни на есть натуральное.
Но нынче - Суламифь чувствовала - не будет ли испытание чрезмерным?
– За королеву! за королеву!
Настоящее докосмическое веселье: шумное, хмельное, необузданное. Не все, впрочем, предаются ему без задней мысли. Вон перешёптываются аризианки на дальнем краю стола; сестра Орта зыркает с неприкрытой враждебностью. Наверняка уже назавтра по монастырю - и не только - загуляют слухи: ведьма-де сглазила сестру Герану до смерти... Ну, да пусть их. Если бы клевета вернула Герану к жизни...
Вон ещё Иммер не сводит глаз с Одольдо... обратит ли он внимание на неё - даже на этом пиру, что непременно выльется в оргию? Может, именно сегодня - лучше бы не обратил. Ибо за пиром неизбежно придёт похмелье.
– Творец Единый, храни Её Величество!
– Слава королеве!..
Чаши тянулись к ней; казалось, множились с каждым мигом. Напиться, что ли, и ей, гражданке Конфедерации, чей дом - Вселенная, чья семья - Человечество?.. Напиться, как аризианка, по-чёрному,
Вот было бы - достойное завершение этого дня-ошибки.
8.
...И надоумил же её лукавый - отлучиться в прецепторию именно нынче, в первые дни месяца Листопада. Изволь теперь, матушка настоятельница, расхлёбывать двусмысленное своё положение - наследие собственной глупости. Полна округа свидетелей повального участия аризианок в забаве мерзкой, богохульным отцом Одольдо учреждённой. Ан не пойман - не вор. Да Творец с Вами, Ваше Преподобие, какая такая охота?! гнуснейший поклёп! Молились и постились, постились и молились. Во имя Единого и Пророков Его, ами-и-инь!.. В глаза - взоры тураньи, преданные. А за спиною - смешки.
Славный орден святой Аризии! разбойничий вертеп - со дня основания! Попыталась бы лично святая Аризия, ничтоже сумняшеся, управлять этим гадюшником, что гордо носит имя Её! В лучшем случае, продержалась бы с неделю; ещё того скорей - смело бы, как ветром, на первый же день, поминай как звали. Мало ли молодых да ранних, честолюбивых да наглых. Хлебом не корми - дай опустошить свято место, с последующей узурпацией оного.
Прости, Единый, за помыслы крамольные; но такова жизнь наша земная, многогрешная. Железная узда! вот то единственное, что годится для дочерей моих послушных. Святость - помощница слабая, когда желаешь удержать власть, да ещё в таком месте.
...Трижды ударил колокол - время полуденной молитвы. Всё, довольно метаться бестолку по келье, хищным зверем в клетке. Бариола остановилась в углу перед изображением Священного Пламени - в его глубине угадывались силуэты двух Первопророков. Опустилась на колени, сложила чашей ладони, преклонила голову под шлемом серебристых, коротко стриженых волос. Два лихорадочных пятна на скулах - единственное проявление бешенства, и единственный румянец, оживляющий теперь бесстрастное лицо её.
Лицо, и сейчас тонкое до совершенства; пусть и не черты уже - морщины. И тело, доныне хранящее безупречную военную выправку; пусть и худое сверхаскетически.
Было время, ходили легенды о красоте Бариолы, в миру фер Эксли... где она, былая красота? Только доблесть воинская осталась, да прозорливость, да мёртвая хватка бойцового турана; да и те (будь честна с собою!) уходят мало-помалу, просачиваются водой сквозь пальцы, год за годом. Как проходит всё бренное; как пройдёт когда-нибудь она сама; и что останется после неё?..
Нет, не создавалось настроение молитвенное. Упорно, перебивая раздумья о вечном - прежние, бренные заботы смущали ум. Нет, каковы девчонки! рады первому соблазну - срамницы, негодницы! Доблестную сестру Герану смешала с грязью антилопа кадэру - смерть позорная, бессмысленная (упокой, Единый, душу Гераны; но всё ж - одной соперницей меньше, и какой!). Сестра же Вайрика - королева охоты: наихудшая новость!