На грани человечности
Шрифт:
– Добро пожаловать, добро пожаловать.
– Он поклонился несколько раз.
– Всегда рад столь редкостной гостье. (Имён здесь не называли никогда: конфиденциальность прежде всего). Вас уже ждут. За столиком у камина. Прикажете всё, как обычно?
– Да, спасибо, лорд; храни вас Единый.
– Суламифь сдержанно поклонилась в ответ.
– Бутыль торнского, ничего более.
Не откладывая, отсчитала она нужную сумму: за вино и за неприкосновенность. Какое-то время задумчиво следила, как хозяин скользит по залу, отдавая распоряжения. Вкрадчивый, обходительный... и опасный
За столиком у камина высокая фигура в тёмном плаще обернулась навстречу землянке, откидывая капюшон с лица. Красивая седовласая женщина, лет под пятьдесят, со взором проницательно-строгим; и чуткие длинные пальцы перебирают ворох дорогой бумаги для рисования.
Томирела Ратлин, в живописи своей свершившая поворот от условности Тёмных Веков к гуманизму Возрождения. Твёрдо идущая своим путём в искусстве - но странно обласканная и судьбою, и власть предержащими.
Надолго ли?
– Вечер добрый, Мастер, и да благословит вас Священное Пламя, - уважительно обратилась Суламифь, коснулась амулета, прежде чем присесть рядом.
– Доселе ищете жизненной правды на дне общества?
– Что ещё искать в этой жизни, кроме правды?
– отозвалась Томирела негромко.
– Верно. Чертоги Горние есть, прежде всего, царствие Истины.
– Вам лучше знать, сестра Вайрика. Угодно ли наброски просмотреть?
И Суламифь приняла ворох листов, с благодарностью за оказанное доверие. Несколькими штрихами схваченные "отбросы общества": бродяги, докеры, подёнщики, контрабандисты, шлюхи, сводни. На всех лицах запечатлено то, о чём и землянке поведали трущобы. Отчаяние, страх, алчность; неприкрытая похоть; тупое равнодушие. Беспросветное будущее - и жестокие радости настоящего.
– Это правдиво, Мастер.
– Суламифь возвращала наброски с грустным восхищением.
– Кое-что, думаю, небесполезно будет для полотна "Не меч, но мир..." Как полагаете: трудновато будет Пророкам, при Втором Пришествии, создать людей... из такого материала?
– Нелегко, Мастер. Но нет ничего невозможного.
– Кой-кто всё жужжит, из благодетелей придворных: ах, Мастер, что ж вы жизнь свою драгоценную опасности подвергаете? Это о моей работе в трущобах. Вздор. Здесь я доселе под защитой леди Виальды, да пребудет она в Чертогах Горних.
– Воистину, пребудет.
Коснулись амулетов; помолчали. Миловидный парнишка возник у столика, элегантно откупорил бутыль, разлил вино в чаши. Суламифь бросила ему золотой; блеснула монета, ловко подхваченная, и блеснула зазывная улыбка. Землянка только головой качнула - услужливый официант растворился среди теней.
Наверняка было ему велено: упреждать всякую прихоть "редкостной гостьи", но докучать - упаси Единый.
Не отрывая от набросков сосредоточенных
– Вам, Томирела. Простите, что немного.
– Не впервые запрещаю вам это, сестра Вайрика.
– Взгляд, исполненный мягкого укора.
– Не бедствую я, хвала всем святым. Уверяю, щедро платят вельможи за свои парадные портреты.
Улыбнувшись кротко, Суламифь всё ж вложила кошель в руку элкорнки.
– Зато многие из ваших учеников бедствуют. Наипаче те, кто отмечен благодатью таланта. Неверно сужденье, что талант надлежит держать в чёрном теле. Храните его, лелейте - и даст он прекрасные всходы. Если ж нет - что ж, значит, и не было истинного дара. Куда серьёзней и вернее испытание сытостью, нежели испытание голодом.
Уступая, Томирела благодарно пожала локоть землянки; и потаённая грусть сквозила в её жесте.
– Коль так полагаете - пусть минуют их лишенья, выпавшие мне в пору ученичества. Только выдержу ли я сама испытание сытостью? Погрязать начала в живописи придворной. Завершу ли дело, дохода не приносящее, но для душ насущное?
– Я верю в вас, Мастер, - подбодрила Суламифь лаконично.
– Порою стоит поступиться верностью пропорций - ради высшей жизненной правды.
– Томирела придирчиво обозревала один набросок, так и эдак, под всеми углами.
– Не стоит опасаться и преувеличенья. Как полагаете, сестра Вайрика?
– Правда ваша, леди, - раздался рядом - прежде, чем Суламифь успела ответить - знакомый глуховатый голос.
– Дозволите ли присоединиться к беседе вашей?
Удивлённо-радостно кивнула землянка маленькому, сухопарому старичку с интеллигентным лицом: тот стоял, посмеиваясь, у самого столика. Поразительно умел Тарла Лоин, по прозванью Кудесник - лейб-медик Королевского Дома - являться из ниоткуда и исчезать в никуда. Порою подозревала его Суламифь в тайном владении искусством телепортации.
– Да пребудет Единый с вами, лекарь.
– Обращение было официальным, тон - дружеским.
– Вы, как всегда, неожиданно.
– И мне отдохнуть не грех от несчётных капризов наследного принца.
Подсев к столу, Тарла оглядел собеседниц задумчиво-строго, теребя растрёпанную бородку клинышком. Не из-за неё ли напоминал он Суламифи классического земного академика времён Красной Империи?
– Право, смерть была бы более милосердна, нежели жизнь, к сему отроку злополучному, - вымолвил он вполголоса.
– Господин лейб-медик!
– опасливо шикнула Томирела.
– Даже здесь у стен уши есть.
Неловко крякнув, Тарла откинул капюшон и протянул к камину руки.
– Зябко нынче. А вы, леди Томирела, всё мастерство оттачиваете, не ведая ни отдыха, ни срока?
– О мастерстве говорить рано. Однако вы правы: довольно на сегодня. Дома ещё поразмыслю на досуге, что в рисунке изменить, дабы вот этот контрабандист на живого человека стал похож.
Художница аккуратно увязала наброски в небольшую котомку. Давешний паренёк скользнул мимо, как-то незаметно наполнил бокал для Тарлы и снова сгинул.