На грани человечности
Шрифт:
– Полагаю, ты легко найдёшь мне замену, милый! Я-то хоть не оскверняю супружеское ложе, иду на сторону. Ты ж - Глава Дома, не про тебя законы писаны!
– Всё издеваешься. Тьма меня разрази - что за времена настали! С утра до вечера жёнушка пропадает по охотам, с вечера до утра - по чужим постелям. И плевать ей на дела поместья...
– Мне?!
– Лафима не выдержала - сорвалась.
– Кто ведёт хозяйство и всю торговлю? Кто назначает подати? Кто о крестьянах печётся в неурожайные годы? Кому, в конце-то концов, управляющие несут приходно-расходные книги? Не
– Но уж подарить наследника ты мне доселе не соизволила, - напомнил Леру уже тоном пониже.
Поднявшись из-за стола, Лафима резко оттолкнула скамью и выпрямилась, заложив руки за пояс.
– И не соизволю! Дотоле, пока ты не прекратишь пить аки бочка бездонная, и щипать служанок, и ссориться со всеми соседями без разбора! Не желаю, чтоб дитя моё выросло на тебя похожим.
В дверях появилась давешняя прислуга, уже с кувшином вина; бочком-бочком, по стеночке протиснулась к столу. Мощь, с какой лорд и леди сотрясали воздух, явно страшила её до полусмерти.
Лафима нашла в себе силы милостиво улыбнуться. Приободрённая, девчонка поспешила отдать сосуд господину и исчезла.
Одним духом опрокинув себе в горло полный кубок, Леру крепко ахнул им об стол.
– В ближайшую же нашу с тобою ночь - не смей пить отвар альгеноры!
– проревел он.
– Что говорит Писание? "Слово Главы Дома - да будет законом для супруга его!" Вот моё слово!
– Попробуй своими руками выкосить всю траву альгеноры в дарге, - предложила Лафима холодно.
– Вместо наследника получишь по бастарду от каждой крестьянки в округе. Ибо я - близко не подойду к нашей опочивальне. Будь ты трижды Глава Дома.
Стиснув зубы, даргени зашагала по комнате.
– Когда-нибудь мы с тобою, Леру, схватимся за мечи и порубим друг друга, видит Единый. Не того ждала я от супружества нашего, когда ты восемь лет назад сватался ко мне.
– Так кто тебя обставил на охоте, скажи толком.
– Видно, муж не слушал её.
– Если не возлюбленный твой батюшка - так кто же?
– Сестра Вайрика, - отмахнулась Лафима в досаде.
– Гмм... не та ли, что слывёт воином непобедимым, еретичкой и чернокнижницей? И в охоте первая? Воистину, нечисто дело.
– Та самая. Сестра Вайрика, в миру фер Ламбет...
Дарген вдруг изменился в лице - словно протрезвел разом. Вскочил как ужаленный, подался вперёд, дыша с присвистом.
– Фер Ламбет?!– выдавил хрипом; лицо его медленно наливалось дурной кровью - до синевы. – Фер Ламбет?!
– Да, а что?
Поздно сообразила Лафима, что в раздражении сболтнула лишнее. Старая, забытая усобица - до истребления одного из кланов подчистую - случилась ещё при матери Леру, прежней Главе Дома. Неужто не конец вражде? Сынок-то куда хуже покойницы, да простит её Единый... Помимо воли Лафима нащупала амулет. О, Священное Пламя! что теперь-то поднимется?!
– Быть того не может, - как бы в забытьи бормотал Леру, сам хватаясь за амулет.
– Закололась она на моих глазах, и тело её сгорело вместе с родовым замком Ламбетов. Не восстала же из пепла, подобно Пророкам,
– И пусть её.
– Лафима пыталась говорить спокойно, увещевающе.
– Теперь она аризианка, законному потомству от неё не бывать, лет через двадцать её приберёт Творец, либо же ещё того ранее падёт она в битве; совсем угаснет род её. Чего тебе ещё-то недостаёт, во имя Великого Откровения?!
– Чтобы я допустил до того, что последняя эркассари Ламбетская переживёт меня?! Пусть считает себя трупом уже теперь! И не обольщается тем, что ещё ходит и дышит: недолго осталось!
– Что же ты предпринять намерен, позволь полюбопытствовать?
– В сарказме Лафимы сквозила безнадёжность.
– Может, штурмом возьмёшь монастырь аризианок? Это тебе не замок Ламбетский.
И - оперлась на стол с прерывистым вздохом.
– Одержимый, право слово! Необузданные страсти и губят людей, Леру.
– Не дождёшься, жёнушка.
– Дарген грузно опустился на прежнее место, едва не опрокинув кувшин с вином.
– Не допустит Единый, чтобы одна из Ламбетов топтала землю после меня. Но истинно говоришь: эту месть надлежит свершить не своими руками. Наёмных убийц подослать...
– Сказывают, подсылали и не такие. И боле тех убийц не видал никто. Неспроста, верно, слывёт она чернокнижницей.
– Да ты... да я!..
На губах Леру проступила пена, он свалился ничком на стол. Кувшин опрокинулся, багровая лужа расползлась под даргеном. Перепуганная не на шутку, Лафима бросилась к мужу. Приподняла его, безвольно обвисшего, всего залитого вином, привлекла к себе.
– Леру, Леру, успокойся, - зашептала горячечно, гладя его волосы.
– И довольно тебе пить. Я антилопу кадэру добыла, знатный ужин подадут. Забудь ты сестру Вайрику, гнева твоего не стоит она...
– Оставь!
– Дарген грубо оттолкнул её руки, выпрямился с натугой.
– Участия от тебя не жди. Ступай к своему Одольдо, с этой местью без тебя разберусь. Ужинать не стану, не зови даже.
И, опрокинув скамью, потащился восвояси; швыряло его, как челнок рыбака в бурном море. Услышала ещё Лафима, как он сипло, икая, орёт на лестнице: "Ещё вина мне в опочивальню, Тьма вас всех забери, дармоеды!"
Сама, не зовя прислуги, Лафима вернула скамью на место. Устало присела, рассеянно взяла кубок мужа - там оставалось ещё вино - и залпом осушила, не заметив вкуса. Какой демон дёрнул её - не остаться на пиру у Одольдо? Долг супружеский? Совесть? Или...
– Священное Пламя! И почему я доселе люблю этого безумца...
10.
На всех докосмических планетах существует нищета. В какие-то эпохи её больше, в какие-то - меньше; но окончательно эту болезнь исцеляют лишь Контакт и Реформа. Иногда она откровенно бросается в глаза; кое-когда её замалчивают оголтело; порою - внешним благополучием, материальным достатком тщатся прикрыть ужасающее духовное убожество. И всегда - обманутые и ограбленные люди, целые народы, в конечном итоге - разорённая планета. Таков путь Истории. Не изведав нищеты - не оценишь изобилия, и - главное!
– не выучишься разумно им пользоваться.