На изнанке чудес

Флоренская Юлия

— Их было слишком много.

Пелагея неодобрительно покачала головой. Стандартная отговорка для тех, кто любит уклоняться от ответственности.

— Потерпи чуть-чуть, — сказала она, разрывая на Теоре лохмотья. — Раны обработаем, с наручниками у нас разговор короткий. Была бы ножовка под рукой. А ты не стой столбом, принеси ширму!

Эремиор проявил редкостную покорность. Беспрекословно приволок сложенную вчетверо перегородку с ткаными узорами, старательно расставил, убедился, что не падает. И всё это без единого недовольного вздоха.

Ни дать ни взять, вышколенный слуга!

Пелагея тщательно вымыла руки в тазике с мыльной водой и приступила к врачеванию. Погладила Теору по волосам, усмиряя расшатавшиеся нервы. Дотронулась поочередно до каждого воспаленного участка на теле, затирая царапины и укусы, словно их не было и в помине. А потом накрыла ладонями блёклые глаза и произнесла — не заклинание, не заговор — простые слова, от которых делалось тепло:

— Ты молодец. Ты справилась. У тебя обязательно всё получится.

От пахнущих мылом ладоней шёл жар. Вместе с исцелением к Теоре пришла накрывшая волной слабость, осознание собственной немощи и неожиданное утешение — стократ глубже и шире той прежней тихой радости, какую она ощущала в Энеммане.

Толчком распахнув дверь, Юлиана выпустила из ванной мятный дух, отшатнулась от Незримого и объявила, что можно приступать к банным процедурам. На корзине для стирки ждал извлеченный из сундука наряд грядущей эпохи: платье замысловатого кроя из синего переливчатого муара, пара кружевных чулок, тонкие митенки и изысканная белая вуалетка.

Когда Теору увели в ванную, Юлиана приблизилась к столу, схватила первую попавшуюся салфетку и принялась методично ее рвать. До самой темноты она не находила себе места. А после того как наползли сумерки, стала тихо сходить с ума. Что стряслось с Кексом и Майей? Почему их до сих пор нет?! Пирог кружил по комнате с хозяйкой за компанию, чтобы ей не было так одиноко. Кто-кто, а он знал наверняка: Кекс выпутается из любой передряги.

Завидев эту странную парочку с крыши тайной комнаты, Киприан сбежал вниз по лестнице и первым делом обратил внимание на кучку бумажных клочков у самовара. Взглянул на Юлиану, потом снова на клочки. Произвел в уме нехитрый расчет и преградил ей дорогу.

— Чего удумал? — уставилась на него та. Вместо ответа Киприан вручил ей нетронутую пачку салфеток.

— Рви на здоровье. Только перестань уже себя изводить. Вернутся, никуда не денутся.

— Мне бы твою уверенность, — проворчала она. — Так и знала, что с этим дедом не всё чисто. Если Теора в столь плачевном состоянии, представь, что сталось с девочкой! И Кекс. Вдруг ему оттяпали лапу?! Или… Или… — Из груди вырвался предательский всхлип.

Осуждающе чихнув, Пирог потопал догрызать остатки сытного ужина. А Киприан обхватил ее за плечи и проницательно заглянул в глаза.

— Лес не бьет тревогу. Понимаешь? Если и было что плохое, им удалось сбежать. Сейчас я слышу только… — Он нахмурил брови и резко обернулся. Зимний вечер бесцеремонно пялился в окно, норовя просунуть сквозь щели свои тёмные

щупальца. Нет, о том, что сейчас шепчут деревья, нельзя говорить вслух. Кровавый снег, усеянный мертвечиной, не лучшая тема для общения с любимой девушкой.

— Иди сюда. — Он подвел Юлиану к безмятежно потрескивающему камину, сел в кресло и усадил ее себе на колени. — Раз уж ты не можешь успокоиться, будем переживать вместе. Тебе половина и мне половина. Управимся за полчаса, а там видно будет.

Киприан разорвал упаковку, поделил салфетки поровну и бросил обертку в огонь. Проигнорировав молчаливый укор Марты, которая складывала ширму, а заодно претензии Обормота, который ластился к ноге, как самый настоящий кот, он приступил к уничтожению хозяйского имущества.

Кукушка из стенных часов сонно прокуковала десять. Поздновато для недобрых вестей.

38. Беспорядки начинаются

Огонь полакомился ворохом рваной бумаги, затрещал над свеженьким поленом и в качестве благодарности послал Марте щепотку пламенных искр. Марта подарка не оценила. Присутствие рядом неразлучной парочки, да еще в столь предосудительной позе, вынуждало ее отводить взгляд и укрощать кипение ревности. Она никак не могла смириться с тем, что планы по завоеванию Киприана потерпели поражение.

А Киприан раздумывал над дилеммой: разбудить прикорнувшую на плече Юлиану, чтобы отправиться на поиски пропавших, или пусть судьба действует в одиночку?

Выбор пал на второе. В дверь настойчиво заскреблись.

— Сиди, открою, — сказала ему Пелагея. Завернувшись в шаль, она прошелестела юбками в прихожую. Обормот шерсть не дыбил, режим разъяренного шипения не включал, из чего следовал однозначный вывод: гость не опасен. На пороге, вынырнув из разверстой ночной пасти, нетерпеливо прыгал всклокоченный Кекс.

— Ну наконец-то! — обрадовался Пирог. Многострадальная куриная косточка укатилась под тумбу. Он помчался приятелю навстречу, неистово виляя хвостом. Пара зычных приветствий на исконно собачьем языке — и Юлиана протирает глаза, бормоча нелестные слова в адрес всего пёсьего рода. Ладонь Киприана — надежная, горячая — покоится чуть выше талии. Из объятий Морфея выплывать порой такая же мука. Но что поделаешь? Если ты кто-то вроде генерала (пусть в армии у тебя всего две шкодливых шмакодявки), надо время от времени показывать, кто главный. Иначе отобьются от рук и уйдут в самоволку.

— Явился? — взыскательно осведомилась Юлиана, слезая с кресла. Тотчас про себя отметила, какой Кекс бодрый и, судя по всему, сытый. — А Майю где потерял?

— Съел по дороге? — предположил Пирог.

— Она осталась со своей бабушкой, — сообщил Кекс и потрусил к камину, где вальяжно растянулся на подстилке. Юлиана уперла руки в бока и открыла рот, чтобы окатить шпиона градом вопросов. Но Пелагея ее опередила.

— Погоди. Какая такая бабушка? — удивилась она. — У нее ведь только дед.