На лыжне попаданец Ломаев
Шрифт:
Да мне! — окрысился декан, хотя я не сделал ничего неуместного ни жестом, ни словами. Он вызывающе посмотрел на меня, но увидев, что я сижу спокойным, не смеюсь и не издеваюсь на над ним, сделал вывод: — так что, хоть это и непедагогично, но я его избиение одобряю. Совсем Дениска берега попутал.
Теперь, Олег, о другом событии, где ты тоже виноват. Ты почему не сказал, что участвуешь в армейской спартакиаде, да еще, оказывается, так блестяще. Сегодня золото на стрельбе автоматом Калашникова на 200 метров, да еще с таким хорошим результатом.
— Я уже тоже, — тихо ответил я и сделал, как и положено военному: — разрешите, я исправлюсь всем своим поведением.
— Вот это уже лучше, — одобрил Аркадий Борисович, мы сейчас зависим друг от друга. Ты, студент Ломаев, от факультета, но и факультет начал зависеть от тебя. Поэтому давай начнем то самый разговор по второму кругу.
Ты согласен участвовать в армейской Спартакиаде в команде факультета? Причем я сразу и четко говорю, что ни твоя 18 армия, ни, тем более, общество ЦСКА, никак не пострадают. Это совершенно разные сферы. Команда тренерского факультета в ЦГОЛИФК соревнуется только с другими институтамии университетами и все! Она даже не существует физически, просто как общая составная, понял ли?
— Ну, если так, — с облегчение сказал я, — то, конечно, согласен. Где подписать?
— Ха, ты и шутник! — облегченно сказал Гвоздев, — от тебя просто не надо возражений, что ты в списках еще одной команды, самому говорить, что ты в ЦГОЛИФК. Кажется, ничего тяжелого. Взамен ты будешь открыто ходить на Спартакиаду, как белый человек, а не украдкой бегать от занятий.
— Не-не-не, — отказался я от таких обвинений, — я по заявлению, вот, честно-пречестно, товарищ декан!
И положил перед Аркадием Борисовичем свое заявление, на котором он сам вчера наложил согласительную резолюцию.
Этот момент был самым положительно-смешным, ради которого я даже был согласен на всякие жизненные гадости. Гвоздев минут пять смотрел на нее, как классический баран на такие свежесделанные классические ворота, что-то бухтя, потом, не выдержав, заорал:
— Люба, это что еще?! — концовка громогласной тирады была съедена, но, судя по всему, там находились одни матерщинные выражения.
Секретарь тоже это поняла и, пользуясь положением записной красотки, обиженно завила:
— Вы это сами писали, я вам целую пачку студенческих заявлений отдала, вы их подписывали, почти не глядя, да еще о чем-то оживленно говорили с Михаилом Митрофановичем.
— Точно! — буквально стукнул себя по лбу рукой декан и вдруг обвинил меня: — опять ты виноват!
— Я! — изумился я от неожиданного обвинения и постарался порешительнее отбиться: — да меня здесь вообще не было, ни в деканате, ни даже в учебном корпусе!
Михаил Митрофанович Чернышев — заведующий кафедрой биатлона и лыжного спорта. О чем они там говорили, не важно, но мне лучше быть подальше.
Аркадий Борисович согласился с моими самыми страшными опасениями:
—
— Я могу идти, Аркадий Борисович? — с чувством глубокого оскорбления сказала Люба, в то же время ослепительно улыбнулась и выгнула аппетитную грудь. Ах, как они выглядели в своей тоненькой блузке!
Гвоздев, хотя и был почти стареньким, почти около 50 лет, тоже не выдержал, вместо того, чтобы обозлится, только улыбнулся. Когда секретарь вышла, ворчливо заметил:
— Так когда-нибудь я собственное заявление подпишу об уходе по глупости. И ведь концы, как всегда, не найдешь, все кругом светлые и милые, один я дурак! — декан в сердцах хлопнул по-моему завлению, затем предупредил меня:
— Надеюсь, несмотря на эту трагикомическую сценку, правильно смотришь на роль и важность деканата на факультета.
Я-то, ха-ха, конечно. Сам работал больше двадцати лет в оном учреждении сначала заместителем декана по учебной работе, потом и самим деканом. Правда, это было я XXIвеке и в другой реальности, но полномочия такие же.
Я поднялся по стойке смирно, отрапортовал:
— Товарищ декан, прапорщик Ломаев свои дела завершил, полномочия понял и принял полностью и без ограничений. Разрешите идти?
Аркадий Борисович досадливо махнул рукой, мол, хватит тут милитаризацией заниматься. Напоследок спросил:
— Когда следующий раз будешь стрелять?
На это я с легкостью ответил:
— В воскресенье, в 15.00 из пистолета Макарова на 25 метров.
— Ну, это мелочи, — махнул Гвоздев, — впрочем, все равно будем, жди!
С таким напутствием я и ушел, ворча про себя, что говорить легко, якобы ПМ — армейская пуколка, на 25 метров и этот пистолет смертельное оружие. А если ты не знаешь специфику, то и по мишени промахнешься. Впрочем, декану это все равно.
Следующие дни шли, как один, серые и занятые. Я окончательно понял — пройденные мной учебные предметы я в целом знал. Тут ведь еще какие есть тонкости — в предыдущая учеба была очная, а теперешняя — заочная, гораздо более легкая с меньшим объемом знаний. Фига се!
Дисцмплиные новые для меня, конечно, приходилось учить, но их было мало, да и в основном они были практического плана.
В общем, ничего страшного в учебном процессе не было, я еще раз понял утилитарную константу — физкультурник учится ногами.
Между тем как-то позвонил от деканата в мою, так сказать, квартиру. Я даже не совался туда — нет ключей, внутри нет ни мебели, ни посуды, ни постельного белья.
Но повезло, Пушины уже только что приехали со всем своим имуществом. И главное, приехала Маша, которую все-таки уговорили не оставаться в одиночестве в Ижевске.
Вот после этого я твердо решил переехать в квартиру на Вернадского. Там теща и тесть, путь и обычно они имеют отрицательный имидж, но все-таки родные. И главное, там жена Маша. Беременная от меня, любимая и желанная.