На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
– Молодежь не дает покоя, – положив ладонь на пухлую пачку разноцветных конвертов, сказал маршал. – Огромен интерес к истории страны и ее Вооруженных Сил, особенно к сражениям Великой Отечественной. Вот и отвечаю на письма.
Война! Сколько потрясений, волнений, переживаний связано у каждого из нас с этой бедой, всколыхнувшей всю великую страну, затронувшей буквально всех – от мала до велика. В то время, когда я вместе со взрослыми проводила бессонные ночи на крышах столичных домов, тушила немецкие зажигалки, а днем помогала перевязывать раненых бойцов в госпитале, где работала моя мать, Иван Хрпстофорович разрабатывал в штабе операции по отпору врагу в районе Бсрдичева, Житомира, Киева…
Иван Христофорович подробно, неторопливо, делая небольшие паузы после длинных фраз и предложений, рассказывал об особенно трудных,
Мне захотелось, чтобы он рассказал, когда впервые встретился и подружился с Жуковым и Рокоссовским, о которых так много замечательного говорил еще отец, когда в конце 1943-го его, раненного, привезли в Москву. После госпиталя он несколько дней провел дома, и за это время мы достаточно подробно узнали от него о фронтовых делах и об этих выдающихся личностях. Потом был незабываемый Парад Победы в 1945-м… Командовал парадом Маршал Советского Союза К. Рокоссовский – на вороном коне, п принимал парад на скакуне светло-серой, почти белой масти Маршал Советского Союза Г. Жуков. Затем я видела их близко на правительственных приемах, концертах в связи с различными юбилейными датами в жизни страны, но общаться ни с тем, ни с другим не довелось.
– Впервые я с ними встретился, – начал свой рассказ Баграмян, – осенью 1924 года в Ленинграде на кавалерийских курсах усовершенствования комсостава при Высшей кавалерийской школе Красной Армии.
В наших биографиях с Георгием Константиновичем Жуковым было много общего: оба вступили в армию в 1915 году, принимали участие в боях первой мировой войны, служили в пехотных, кавалерийских частях, командовали взводами, эскадронами, а затем полками. Связывала нас и потребность учиться, стремление овладеть высотами военного искусства. Надо сказать, что Жуков сыграл решающую роль в моей судьбе. После командования полком, учебы в Академии имени Фрунзе и службы в должности начальника штаба 5-й кавдивизии имени Блинова я был направлен в Академию Генштаба. Окончил ее, и меня оставили в ней старшим преподавателем. А мне хотелось в войска. Что делать? Жуков в это время командовал войсками Киевского округа. Написал ему коротенькое письмо: «Вся армейская служба прошла в войсках, имею страстное желание возвратиться в строй… Согласен на любую должность». Вскоре пришла телеграмма: Георгий Константинович сообщил, что по его ходатайству нарком назначил меня начальником оперативного отдела штаба 12-й армии Киевского военного округа. С тех пор мы никогда не теряли друг друга из поля зрения.
Константин Константинович Рокоссовский запечатлелся в моей жизни не менее сильно и оставил о себе добрую память. На курсах он выделялся среди нас почти двухметровым ростом, при этом был необычайно пластичен и имел классическое сложение. Держался свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка на красивом лице не могла не притягивать. Внешность как нельзя лучше гармонировала со всем его внутренним миром. Нас связывала с ним настоящая мужская дружба, которая еще больше окрепла в годы войны. В июле 41-го Ставка направила Рокоссовского на Западный фронт. Перед отъездом он зашел повидаться со мной. Через год он уже командовал Брянским фронтом, а я его детищем – прославленной 16-й армией. Война разбросала нас по разным направлениям, и встретились мы только в мае 44-го в Генштабе. Обнялись, расцеловались. После приема в Генштабе снова встретились и наговорились, что называется, всласть. «Ну как, Иван Христофорович, научился плавать?» – спросил Рокоссовский. Я рассмеялся в ответ. Дело в том, что тогда, в 1924-м, когда мы были молодые, сильные и старались перещеголять друг друга в учебе и спортивных состязаниях, у меня не получалось плавание с конем при форсировании водцого рубежа. Мало самому уметь плавать в обмундировании, нужно еще научиться управлять плывущим конем. Плавал я очень плохо и однажды на учебных сборах, переплывая реку Волхов на рассохшейся лодке, чуть не утонул, за что и пришлось испытать неловкость перед руководителем курсов В. М. Примаковым, в прошлом легендарном командире конного корпуса червонного казачества,
В тот вечер Баграмян рассказал мне также о Гае, Фабрициусе, Блюхере, Буденном. Я словно прочла удивительную, захватывающую книгу об истории Вооруженных Сил и людях, творивших ее. Нужно быть до мозга костей и историком, и художником одновременно, чтобы, говоря о военачальниках и их деятельности на разных этапах истории, давать такие точные, запоминающиеся характеристики.
Вскоре из кабинета мы перешли в гостиную. Принесли вино, сладости, фрукты. Стрелки часов приближались к двенадцати ночи, настала пора собираться домой.
– Сейчас Иван Христофорович будет слушать ваши записи. Народную музыку, песпи обожает беспредельно, – сказала на прощанье Тамара Амаяковна.
О привязанности Баграмяна к фольклору и вообще к искусству я узнала из беседы с ним в дни празднества в Ереване в честь 150-летия вхождения Восточной Армении в состав России. На торжества прибыли видные государственные и партийные деятели, военачальники. Среди них был и Баграмян. После приема, устроенного ЦК КП Армении, состоялся концерт, зазвучали танцевальные мелодии. Иван Христофорович подошел, прищелкнул каблуками, поклонился, как истинный кавалер, приглашая на танец. Партнером он был великолепным, танцевал легко и красиво, точно следуя музыке вальса. И тут я услышала некоторые подробности его жизни.
– Еще в детстве я соприкоснулся с искусством ашугов и сазандаров, украшавшим скудный быт того времени. В затейливых импровизациях угадывались отголоски простодушных народных песен, которые иногда напевала мать. Они славили свободу и братство, любовь и мужество. К их голосам, как и к голосу природы, нельзя было не прислушаться. Я рос в бедной семье путейца-железнодорожника и не имел возможности посещать театры и концерты. Лишь после Великой Октябрьской революции, когда приехал в Ленинград на кавалерийские курсы, смог ближе познакомиться с профессиональным искусством – хореографией, драмой. Балетом увлекся гораздо позже, в годы войны, когда к нам на фронт приезжали в составе концертных бригад мастера Большого театра. Бывало, недели проводили артисты в землянках и блиндажах. До сих пор я храню в памяти хореографические номера на музыку Штрауса, Минкуса, Чайковского. Когда закончилась война, наступил момент более глубокого, если можно так выразиться, моего приобщения к балету. Сначала смотрел спектакли с участием Улановой, затем – Плисецкой, танцевальное искусство которых, на мой взгляд, воплощение совершенства. Меня восхищала та свобода, легкость и подкупающая простота, которые свойственны этим большим художникам. Во время пребывания за рубежом в составе советской военной делегации я видел по телевидению другие танцы в исполнении, если верить диктору, знаменитых в Европе и за океаном артистов. Болезненно-мятущиеся движения, символизировавшие безысходность, отчаяние, тоску, подействовали на меня удручающе. Разве это искусство поэзии, красоты и вдохновения, несущее людям идеалы гуманизма, добра, правды?
Баграмяна всегда волновали заботы и дела молодежи, он обожал детей и подростков, живо откликался на их просьбы. Его часто можно было встретить среди студентов, учащихся.
Хорошо помню нашу встречу в Минске, куда Иван Христофорович приехал на слет победителей Всесоюзного похода комсомольцев по местам революционной, боевой и трудовой славы. У меня был час свободного времени, и я решила его повидать. Он обрадовался встрече, начались, как это всегда бывало, расспросы о творческих планах, поездках… Я уже знала о целях его визита в столицу Белоруссии, и волей-неволей тема нашей беседы определилась сама.
– Гляжу на нынешнюю молодежь, – неторопливо начал он, – и радуюсь, как много ей дано и как многое ей по силам. Этим юношам могли бы позавидовать не только лихие конники Буденного., но и те безусые командиры, что стояли насмерть у стен Москвы, Сталинграда, Бреста, Киева, Ленинграда…
– У нас отличная молодежь, я согласна с вами. Но, к сожалению, еще приходится встречаться с молодыми людьми, страдающими отсутствием внутренней культуры, воспитанности, всякого интереса к своим обязанностям, к дому. Ухоженные, сытые, не знающие истинной цены куску хлеба, они не желают нести ни малейшей ответственности да и самостоятельно ничего путного сделать не могут.