На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
– Откуда ей взяться, самостоятельности, если мы, взрослые, сами усердствуем в опеке? – развел руками маршал. – Вплоть до того, что в армии иной солдат считает, что за него обязаны думать командиры. А ведь в боевых условиях нередко складывается такая обстановка, что и спросить некого: что делать, как найти правильное решение? Плохо, когда мы чересчур много поучаем молодых людей в каком-то важном деле. Тем самым прививаем им безволие, способствуем тому, что у них появляется нежелание даже в мало-мальски значительном деле проявить личную инициативу с полной ответственностью за конечный результат. Сегодня
…В связи с 80-летием Баграмятт был награжден второй Золотой Звездой Героя Советского Союза. Я позвонила ему, поздравила с высокой правительственной наградой, справилась о здоровье (накануне он долго болел).
– Чувствую себя, Люда, так, что готов прожить еще триста лет, – послышался знакомый, чуть хрипловатый голос в трубке. В конце непродолжительного разговора он попросил прислать ему пластинки с моими новыми записями. Я собрала целый комплект и на другой день их отправила.
Потом у меня начались длительные гастрольные поездки по Союзу и за рубежом, и я никак не могла повидаться с Иваном Христофоровичем, да и сам он развил такую активную деятельность, что застать его в Москве оказывалось очень сложно. Я только п слышала: «Отбыл в Волгоград», «Уехал в Армению», «Проводит слет в Наро-Фоминске», «Вылетел в Н-скую часть по просьбе воинов…» Завидная судьба одержимого напряженной, вдохновенной и плодотворной жизнью человека!
Я сейчас часто вспоминаю Баграмяна. Как много значит обрести в жизни человека, который может па тебя оказать неизмеримое влияние! Таким был для меня Иван Христофорович. И не только для меня. Для всех нас он являл собой образец беззаветного служения своему народу, своей социалистической Родине.
Юрий Гагарин
Есть в жизни каждого человека дни, которые он запоминает навсегда. Таким днем стало для меня 12 апреля 1961 года. Я заканчивала выступления у рыбаков Калининграда, как вдруг по радио разнеслось: «…гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич…»
В то время еще я не была знакома с ним, еще не думала, что когда-нибудь буду называть его по-дружески «Юрой», еще не могла представить себе, что в тесной тогда моей квартире возьмет он так вот запросто гитару и заведет смоленским говорком «Перевоз Дуня держала…».
Впервые я повстречала Гагарина в 1962 году в Дели, будучи на гастролях с большой группой советских артистов. Наверное, вся советская колония приехала в аэропорт для встречи Гагарина. Прибыл и премьер-министр Индии Джавахарлал Неру вместе со своей дочерью Ипднрой Ганди.
Юра вышел из самолета в необычной тропической форме, в белой рубашке с отложным воротничком. Рядом была Валя Гагарина. Я пробилась к нему, когда все уже шли садиться в машину, он узнал меня и вдруг, лукаво подмигнув, пропел: «Мама, милая мама, как тебя я люблю».
Был он весь какой-то лучистый, и, казалось, это душевное качество определяло свойственную ему улыбчивость и неиссякаемый оптимизм. Он покорял буквально всех своей заразительной веселостью, и озорная шутка
Против всемирной славы, нежданно пришедшей к нему, простому смоленскому пареньку, Гагарин нашел «противоядие»: улыбку, юмор. Иногда могло показаться, что он вовсе не бывает серьезным. Но однажды я видела, как оскорбило его отношение одного нашего знакомого к женщине, каким недобрым и суровым стал гагаринский взгляд.
На юге, в Гурзуфе, он как-то спросил меня:
– Ты только за деньги поешь?
Я даже обиделась, не понимая, что кроется за этим вопросом. Но Юра вдруг улыбнулся – и какая уж тут обида: он всех своей улыбкой обезоруживал.
– Знаешь что, поедем со мной в Артек… к пионерам. У меня был уже назначен концерт, но я уговорила перенести его – так хотелось поехать вместе с Гагариным. Дорогой я попросила рассказать его о своей службе в армии. Думал и собирался с мыслями Юра быстро:
– Представь себе, в армии я был не так уж и долго, но любовь к солдату, уважение к воинам, как и у всех наших соотечественников, привились с детства. Мы еще были босоногими первоклашками, когда на нас суровым дыханием пахнула война. Особенно запечатлелись в моей памяти волевые, мужественные и усталые лица летчиков, только что возвратившихся из воздушного боя осенью 41-го в наше прифронтовое село Клушино и заночевавших в нем. Столько лет прошло, а перед глазами и сейчас явственно вырисовывается поразивший мое детское воображение облик военных летчиков. Вот тогда-то и родилась у меня мысль стать пилотом. И мечта, как' видишь, осуществилась.
Говорил Гагарин совершенно спокойно, без малойшего позерства. Безусловно, он умел прекрасно общаться с людьми! Открытая русская натура помогала ему находить контакт и со сдержанными англичанами и с экспансивными бразильцами. Он мог достойно и непринужденно беседовать с английской королевой, президентами разных государств п вместе с тем вести уважительный разговор с простыми людьми. Юрий Алексеевич рассказывал мне, как однажды под Ярославлем разговорился со старухой крестьянкой, которая, узнав его, крестясь, подошла «поглядеть на Гагарина».
Больше всех обожали его дети. Он не был для них только почетным гостем. В нем они видели своего товарища, друга, жизнь которого звала к упорному труду, увлекала на подвиг. Оказываясь среди пионеров, Гагарин запросто появлялся с нимп на спортплощадке, отправлялся в лес по ягоды, «на равных» принимал участие в обсуждении нового фильма. Выходец из народа, герой поколения, первооткрыватель Вселенной, Гагарин оставался в гуще народной, чем снискал себе безграничную любовь и уважение и у нас, и в других странах.
Он очень любил и ценил моих товарищей по искусству. Например, буквально боготворил Майю Плисецкую. Я об этом уже писала.
– Придет время, – говорил он, – когда Плисецкую будут считать символом балета.
Я часто видела Гагарина на спектаклях с участием Плисецкой в Большом театре. Любопытная деталь: когда на душе у него было легко, он спешил в Большой, если же сумрачное настроение посещало его – что бывало очень редко, – он шел в цирк, справедливо считая, что он способен вернуть человеку веру в то, что прежде казалось невозможным.