На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
– Я знаю, что у вашего отца не было музыкального образования, а в музыке он разбирался удивительно хорошо. А что вы думаете о музыке?
– Мир без искусства не может существовать. Но представляю людей, которые были бы безразличны к музыке. В дни отпуска иногда выезжаю порыбачить на Дон. Однажды взял с собой магнитофон, слушаю «Пер Гюнт» Грига. Вдруг на лодке ко мне подплывает старый казак. «Скажи, пожалуйста, – говорит, – у тебя музыка из радио или своя?» – «Своя», – отвечаю. «Будь любезен, сыграй еще раз, уж больно за душу берет». Человек этот не имел никакого образования, слышал Грига впервые в жизни, а музыку понял. Музыка существует для всех. Мелодиям Баха, Генделя более трехсот лет,
Музыка создает не только настроение, по и условия для работы. Я очень люблю писать под негромкие звуки приятной сердцу мелодии. В эти минуты она мне нужна, / чтобы создать своеобразную атмосферу душевного покоя. Мой труд при этом становится более плодотворным.
Юрий Антонович поделился также впечатлениями о последних музыкальных новинках, высказал мысль о необходимости улучшать качества многих произведений, дал точную оценку им с точки зрения того, насколько они помогают формированию нового человека.
Слушая профессора, я часто ловила себя на том, что и отец, Пытель-старший, придерживался схожих взглядов, заставлял меня, тогда еще начинающую певицу, отвечать на вопросы: «Чем обогащает и чему учит людей искусство того или иного художника, музыканта, артиста? Не являются ли модничанье и жажда новизны сплошь и рядом спутниками формализма? Как оставить песне ее душу и как помочь ей встать вровень с эпохой?»
Убеждена: ответить на эти вопросы и новому поколению артистической молодежи будет мудрено.
Соломон Юрок
С американским импресарио Соломоном Юроком я познакомилась в 60-х годах. После одного из моих концертов он сказал мне несколько добрых слов и пригласил на гастроли в США. Там я лишний раз убедилась в феноменальных способностях этого выходца из России, покинувшего в начале века деревеньку недалеко от Харькова, чтобы попытать счастье за океаном. В Штаты он приехал без гроша в кармане – все накопленные деньги ушли па оплату переезда. Пришлось искать работу в первый же день прибытия на Североамериканский континент и жить очень и очень экономно, сберегая каждый цент.
Не сразу Юрок достиг известности. Сначала был упаковщиком газет, продавцом скобяных товаров. Затем стал трамвайным кондуктором. Все эти занятия ему не нравились, душа рвалась к музыке. Он обрел себе новых друзей, стал с ними часто встречаться, пел в их кругу русские и украинские песни. Потом посетил театр, слушал оперу, побывал на концертах классической музыки. Тогда и зародилась мысль стать антрепренером. Двадцатилетним юношей после работы он начал организовывать в Бруклине бесплатные выступления малоизвестных артистов. Его старания увенчались успехом.
«Аппетит приходит во время еды» – гласит пословица. Это произошло и с Юроком. Он задумался об устройстве гастролей крупных артистов. Первое большое достижение Юрока – организация выступления скрипача Ефрема Цимбалиста, любимца музыкального мира, тоже покинувшего родину из-за гонений царского самодержавия в 1911 году. В то время Соломон Исаевич еще был продавцом в магазине скобяных товаров и занимался антрепренерством в свободное от работы время. Опыта у него никакого не было, но красноречие молодого человека произвело на Цимбалиста неотразимое впечатление, и он дал свое согласие. Так на афише под именем крупного музыканта появились слова: «Антреприза С. Юрока».
Выходя
– Когда-нибудь я стану импресарио таких артистов, как Шаляпин. А быть может, и самого Шаляпина.
Вернувшись домой, после некоторых колебаний и раздумий, он решил написать Шаляпину письмо, предлагая свои услуги в качестве импресарио, но тот ничего не ответил. Когда закончились триумфальные концерты Е. Цимбалиста, Юрок отважился снова связаться с Шаляпиным и послал ему телеграмму. Так началось знакомство Юрока с Шаляпиным. Правда, оно не принесло Юроку желаемого: Федор Иванович отказался петь в Америке. Зато Юрок стал первым в Париже слушателем оперы «Дон-Кихот», написанной Жюлем Массне специально для Шаляпина. Юрок говорил, что Шаляпин вызвал его из Нью-Йорка на встречу только потому, что ему захотелось взглянуть на человека, который вот уже четыре года так настойчиво пишет ему.
Юрок вернулся в Штаты с пустым карманом, но надежды стать импресарио великого русского артиста не терял. И все-таки добился своего: после долгих переговоров Шаляпин, дав согласие, пароходом отправился к берегам, которые никогда не собирался навещать.
– Кому я только ни писал и ни телеграфировал, что-бы заполучить русскую знаменитость. К Луначарскому обращался, к директору Большого театра, влиятельным друзьям Шаляпина, даже в Красный Крест… В конце концов настойчивость моя восторжествовала.
Перед его способностями не смогли устоять ни знаменитая австрийская певица Шуман-Хейнк, ни Анна Павлова, ни Артур Рубинштейн… В 1923 году он уговорил также Есенина и Айседору Дункан.
– Можете себе представить, – рассказывал Юрок, – как я волновался в этом кошмарном турне. Дункан много прожила в России и, вернувшись домой, стала с восторгом отзываться о вашей молодой тогда республике. Она защищала революцию, ей нравился советский строй, и о планах партии большевиков Дункан говорила репортерам и журналистам с восхищением. Более того, перед началом вечера танцев в Карнеги-холл она стала рассказывать аудитории о жизни в Советской России, и публика наградила ее аплодисментами. Подобные высказывания стали правилом на каждом концерте. Властям это не понравилось. Начались угрозы, газеты подняли невообразимую шумиху, и в Индианаполисе пришлось отменить очередное выступление. В Чикаго я стал умолять Дункан не говорить ничего публике и в ответ услышал резкие слова: «Если мне не будет предоставлена возможность говорить о том, что я хочу, мы с мужем прерываем поездку по Штатам и возвращаемся в Европу. Почему вы, господин Юрок, против того, чтобы в Америке знали правду о России?» Я, как мог, терпеливо объяснил Дункан, что не обязательно рассказывать о жизни в современной России, петь «Интернационал» и доказывать публике и журналистам, что коммунизм является единственным строем будущего мира. Хотя культура неотделима от политики, в настоящий момент не стоит «травить гусей», обстановка и без того неприятная, власти против подобных выступлений, и надо с этим считаться. Мне пришлось выступать в роли посредника между Дункан и мэрами городов, испугавшихся осложнений и неприятностей от «большевистских речей» танцовщицы.
Сборы от концертов стали стремительно падать, и турне завершилось в Бруклине. Дункан вышла на сцену, аккомпаниатор приготовился играть. Публика стала требовать, чтобы Айседора говорила. Она приложила указательный палец к губам, чуть наклонилась вперед и развела руками, показывая тем самым, что ей запрещено выступать с речами. «Кто запретил?» – послышался голос из зала. «Юрок», – ответила она. Получился скандал. Разве я мог объяснить разбушевавшимся зрителям, кто запретил ораторствовать Дункан?