На развалинах мира
Шрифт:
Она вскинула глаза и вздохнула:
– Что-то я не совсем понимаю этого договора…
– Банду нужно кормить. Не станем – она вернется и отберет последнее. И снова будет убивать и насиловать. Сыч, мы договорились, как ты знаешь, пока не даёт им лишний раз спускаться с гор в долину. Взамен я обязался ему помогать с пропитанием. По сути дела, это – та же дань. Но, раз это делаем мы, а не его люди, здесь избавлены от оскорблений и крови.
Она ещё раз вздохнула, пожав плечами:
– Если бы все это понимали. Мне и самой больно видеть, как они приходят и уносят то, что, мы добываем для них своим трудом. Все считали, что вы
– Предлагал. Мне не нужна долина, Чайка. И эта власть – тоже. Я гораздо спокойнее жил без нее, когда обитал в городе, вместе с Натой и Элиной. У меня есть две молодые женщины, почти девочки, которые мне очень дороги, и стоит ли желать большего? Такое счастье выпадает далеко не всем!
– Как ты их любишь… А они?
– Надеюсь на взаимность. По крайней мере, повода усомниться в обратном не было.
– Не всякий смог бы жить с двумя женщинами сразу и, при этом, умудриться все обставить так, чтобы они остались друзьями! Ты очень мудрый человек, Дар, или очень хитрый… Им повезло не меньше, чем тебе самому. Но как ты относишься к тому, что ты настолько старше их обеих? Они младше тебя и годятся тебе в дочери!
– Молодая жена – вторая молодость мужа… А когда их еще и две – вдвойне! Старость еще далека, Серая Чайка. А с нашей жизнью, она и вовсе может не наступить никогда. Дикий ли зверь, нож бандита, да мало ли что может заставить меня закрыть глаза раньше того срока, о котором я бы вообще предпочел не думать? И о чем тогда после жалеть? Что я был так близок с ними, или что мог бы быть таким, да не решился, в силу каких-то глупых предрассудков? Я и так многое в своей прошлой жизни упустил и больше не хочу повторяться. Если уж жалеть, так о свершенном… У меня хватает силы – мужской, если ты об этом – на них обоих… А что до мудрости, так это скорее не моя, а заслуга самих девушек. У нас Ната – хранительница мира и спокойствия в нашем доме.
– А та… Твоя настоящая семья, ты позабыл про них?
Я на секунду умолк…
– Прости…
– Ничего. Я догадывался, что этот вопрос последует – ты не первая, кто меня спрашивает о прошлом. Хотя сам я предпочитаю никому ни о чем не напоминать… Они так далеко, что это, почти что в ином мире. Если, к тому же, они живы. Может быть, это и измена памяти, но я не совершенен…
Чайка пригласила меня сесть. В ее землянке было сухо и чисто прибрано. Она заметила мой взгляд и улыбнулась, наливая что-то из плетеной бадейки в глиняную чашку.
– Пей. Док научил нас варить настойку из трав, она восстанавливает силы. Он так много знает о растениях, если бы не Док, многие бы отравились ими! Он рассказывал, как чисто у вас, в форте. Вот и я, наконец, решила вспомнить о том, что я тоже женщина…
Мы некоторое время помолчали. Чайка дотронулась до шрама на щеке – рубец пересекал её сверху вниз, портя, в общем-то, миловидное лицо женщины. Она увидела, как я слежу за её рукой и отвернула голову:
– Не смотри.
– Извини.
– Я из-за этого шрама сама не своя… Знаешь, сколько мне лет?
– Говорили, чуть за тридцать.
– Ровно. Как раз исполнилось двадцать девять, когда всё случилось. У меня день рождения был самым громким, в истории человечества… Вот и отпраздновала, присыпанная с головой землей. Пролежала так двое суток, а когда нашла в себе силы и мужество вылезти, думала, что я – в аду…
Я
– Всё сгорело… Все. Ни семьи, ни детей – ничего. Одна только я осталась. Зачем?
– Чтобы жить, Чайка.
– А кому нужна моя жизнь? Мне порой хочется пойти и утопиться в озере… Знаешь, почему бандиты так легко подмяли под себя всех? Потому, что все устали от своей тоски по-прежнему, по погибшим близким, которых уже не вернуть. Они сломались и только по инерции продолжают барахтаться… А банда – она ничего не потеряла! Она приобрела – свободу! И теперь хочет ее уплетать полными ложками. И у них – есть та жажда жизни, которая так слаба у нас! Думаешь, все девушки сопротивлялись, когда их затаскивали в кусты и норы, как бы не так… Мне кажется, что если у Сыча есть здесь глаза и уши, то они, как раз, среди тех, кого ты так старательно защищал!
– В посёлке есть люди Сыча?
Женщина, не отвечая, вдруг резко повернулась ко мне:
– Дар, ты – мужчина! Тебе не нужна женщина, они у тебя есть! Но ведь нам – мужчин не хватает! Ты понимаешь это? Мы все – живые… И я – тоже… Мне стыдно говорить тебе об этом, но… пожалей меня. Я не могу больше так, одна! Я ложусь спать и начинаю слышать голоса! Они зовут меня туда, в ночь, в огонь и ужас, а мне не на кого опереться, чтобы не сойти с ума от страха! И я начинаю кусать свою руку, чтобы болью заглушить боль… Смотри! – она протянула мне кисть, на которой багровым пятном были видны отметины от зубов Только эта, подаренная тобой шкура, знает сколько моих слез пролилось здесь, по ночам… Бандиты не знали сколько мне лет. Меня считают старухой, потому что видят такой, какой я стала! А я еще совсем молодая! У меня есть те же желания, которые посещают наших девушек! Они не хотят думать, что спят с убийцами и насильниками! Но я не могу поступать, как они, но и не могу больше это терпеть! Мне не нужна твоя любовь, просто… Переспи со мной…
– Чайка, ты…
– Не Чайка я! Что мне в этой глупой кличке? Я человек, а не птица! Я хочу хоть напоследок узнать, вспомнить, как это – быть женщиной…
Мне стало неловко. Сначала Ульдэ, теперь она… Чайка внезапно замолчала и, уже более сухо, спросила:
– Ты о чем-то спрашивал?
– Да… Про глаза и уши.
– Я попробую узнать.
Между нами воцарилось неловкое молчание. Я попробовал разрядить обстановку…
– В долине я не единственный мужчина… Почему? Ты ведь могла… попросить об этом, кого ни будь, другого?
– Не надо, Дар. Я просто устала… Глупо все вышло.
Она закусила губу – женщине было стыдно своей вспышки отчаяния… Она поставила чашку, которую так и держала в руке, и вдруг всхлипнула, закрывая лицо ладонями…
– Дура! Какая я дура…
Я встал и подошёл к ней.
– Успокойся.
Женщина порывисто прижалась ко мне, шепча горячими губами:
– Ты видишь? У меня ещё молодое тело! И оно хочет ласки… слышишь, как бьется мое сердце, как дрожат мои руки? Я готова на все, что угодно! У меня даже колени подгибаются – я так давно не была в мужских руках! Возьми меня сейчас! Хоть один раз! И я перестану тебя донимать…- она умоляюще посмотрела мне в глаза Нет… ты не станешь. Ты тоже боишься моего уродства! Вокруг полно красавиц – кому нужна такая, со шрамом? А этот шрам, он у меня не на лице – в сердце!