На развалинах мира

Вольный Владимир Александрович

– Девушкам подняться на стены. По моей команде, – я внезапно осип и не узнавал своего голоса.. Выпустить стрелы залпом. Одновременно – мужчины входят внутрь. Женщинам – оставаться наверху и бить их, нещадно, стараясь не упустить не одного!

Проход был узкий. Мы стали вбегать в него по трое, образовывая сплошной строй направленных на врага, копий. Мы сделали это молча, и только когда последняя тройка присоединилась к остальным, опешившие хозяева поняли, что происходит. Я взмахнул рукой:

– Стреляйте!

Девушки пустили стрелы. Сразу несколько бандитов, с криками и стонами, попадали на землю, а остальные стали хвататься за оружие. Ошиблись в подсчетах все – их было намного больше, чем мы рассчитывали – не менее пятидесяти! Очевидно, Сыч оставлял часть людей здесь, в самом клане, и не показывал их раньше времени. Но отступать уже было поздно…

Мы ринулись в атаку. Жуткий вид Совы, молчаливая усмешка Черепа, огромные

фигуры Стопаря и Бугая – эта четверка буквально в первые секунды, проложила себе дорогу по трупам, стремясь пробиться к центру лагеря, где восседал сам Сыч, оцепенело смотревший на происходящее. Падали и вздымались вверх дубины и копья, мелькали ножи и топоры, а сверху, в упор, синих расстреливали женщины, на время позабывшие о том, что природа уготовила им совсем иную роль – не сеять смерть, а зарождать жизнь! Ульдэ, вскочившая на пригорок, посылала стрелу за стрелой. Леший, сцепившись с кем-то в смертельных объятиях, покатился по земле. Я видел, как передо мной мелькнула знакомая морда – второй и последний из братьев-близнецов, пытался достать меня длинной пикой. Я рубанул по ней мечом, вторым ударом снес голову бандита. Бешенство и ненависть к этим нелюдям, настолько заполнили меня, что я последующим ударом раскроил его тело надвое! Сова пригвоздил своего противника к земле палицей, орудуя ею с небывалой ловкостью и умением, а Бугай приподнял сразу двоих за вороты и с силой отшвырнул под ноги отцу. Тот не упустил случая – громадная дубина кузнеца раздробила им головы, прежде чем они смогли подняться. Сова ухватил свою палицу обеими руками, выпрямился, и возле него закружился хоровод смерти. Что-то невообразимо творилось и возле Черепа – он один, отражал натиск пятерых врагов одновременно, орудуя двумя томагавками, и, вскоре, трое из его противников валялось на земле, обливаясь кровью.

– Дар! Пригнись!

Я узнал голос Салли и ничком упал на землю. Над головой ухнула дубина – Чуха, собственной персоной, попытался напасть на меня сзади. Он развернулся для последующего удара – стрела, со знакомым оперением и наконечником, вышибла ему глаз, пробив череп насквозь! Салли никогда не отличалась меткостью и мастерством, но на этот раз попала точно в цель.

– Ааа!

Смешалось все. Крики и плач, стоны и рев! Нас было почти в половину меньше, но бандиты, от внезапности нападения, растерялись. Осыпаемые дождем, непрерывно падающих на их головы стрел, они беспорядочно бегали по лагерю, не пытаясь сгруппироваться и оказать серьезного сопротивления. Сказалась вся сущность уголовников, думающих, прежде всего, о своей шкуре. И, тем не менее, их оставалось еще достаточно. Отшвырнув под ноги остальным одного из бандитов, я рвался к тому шалашу, возле которого, от парней из болот отбивался Сыч и ещё пара мордоворотов. Ударом палицы, Сова свалил перебегающего нам дорогу молодого, завизжавшёго от страха, парня, и мы врезались в их кучу, раздавая удары направо и налево. Сыч, ощущая реальную опасность, выхватил из горящего рядом костра большую головню и с воплем стал размахивать ею перед собой. Кто-то из нападавших схватился за лицо, выпустив из рук дубинку. Тотчас телохранитель главаря вогнал ему свой нож в живот и провернул там пару раз, усиливая муки охотника. Просвистела стрела, громила с удивлением посмотрел на плечо – там торчало древко стрелы. Он взвыл и, с налившимися кровью глазами, бросился на нас. Меня обуяла жажда убийства:

– Смерть Клану!

Рёв десятка мужских и женских глоток обрушился на лагерь.

– Смерть клану! Смерть!

Сова пропустил громилу вперед и свалил его жестоким ударом. Мы оказались с Сычем друг перед другом. Я не стремился к честному поединку – мразь надо просто уничтожать! И поэтому, когда промелькнувшая рука Совы всадила в его живот палицу, и тот заорал, забыв про меня, я ударом ноги сломал ему колено. Он упал на землю, скрючившись как червь. Сова наступил ему на ногу, а я поставил свою на его грудь. Индеец оборонял меня от мелькавших дубин и копий врага, я же склонился над главарем и спросил, старясь удержать хладнокровие…

– Где они?

Сыч захрипел, с ужасом смотря мне в лицо.

– Ну?

Он дрожащей рукой показал на шалаш.

– Пощади…

Я нагнулся и одним взмахом перерезал ему горло… он забился в предсмертной судороге. Мы, преодолевая преграды, подскочили к шалашу и стали срывали жерди, отбрасывали их в стороны.

– Смерть клану!

Женщины с завала стали спрыгивать вниз – они кинулись к раненым бандитам и стали безжалостно добивать их, всаживая свои ножи в грудь бывших мучителей! Часть бандитов сломалась, они кинулись к выходу из лагеря, направляясь вверх по ущелью, в горы. Несколько бандитов смели двух девушек с дороги и кинулись бежать, расталкивая друг друга. Ульдэ всадила в спину одного из них стрелу, но остальные успели скрыться за поворотом. Их было человек десять – я знал, что там есть, кому их встретить и остановить! Схватка

еще продолжалась, но уже бессмысленная для обороняющихся. На каждого врага накидывалось сразу двое-трое наших – стрелы и копья сделали свое дело. Все было залито кровью бандитов, и нашей тоже… Не менее половины нашего отряда нашло свою смерть в логове врага.

Сова отбросил последнюю жердь – на земляном полу, среди прелых листьев и травы, лежали со связанными руками и кляпами во рту Ната и Зорька. У Зорьки текли по лицу слезы. Она сумела подняться на колени и так встретила нас, когда мы разнесли этот чёртов шалаш. Ната лежала лицом вниз. Я взмолился небу:

– Нет! Только не это!

Она была жива. Бандиты не успели убить девушек – их планы были несколько иными… Но моя юная жена была так жестоко избита, что сейчас находилась без сознания. Она сопротивлялась подонкам до последнего и сумела кому-то, уже в клане, выбить камнем глаз. Сыч хотел, после того, как они вдоволь натешатся их телами, прирезать Нату на глазах и в назидание остальным, но передумал. Девушек, сорвав с них одежду, избили и только то, что Сыч хотел в игре с нами придержать у себя на руках козырь, спасло их от смерти. Мы успели, практически, в последний момент – бандиты, распаленные двумя другими, ранее захваченными возле поселка, жертвами, требовали от Сыча, чтобы он отдал им и этих девушек… Ната, с трудом, открыла глаза – мешал огромный кровоподтек, на пол-лица – и тихо произнесла:

– Дар… Как больно, любимый…

Она вновь потеряла сознание. Я, обезумев от страха за неё, поднял девушку на руки. Ната безжизненно повисла на моих руках, запрокинув голову. Её тело было в синяках и ссадинах. Волнистые волосы, которым завидовала даже Элина, были накручены на деревянную палку – ее пытали, подвешивая на ней! На ногах проступали багровые полосы от ударов плетью – такие же, какие остались на моих плечах, после ударов нагайки Сыча. Правая рука была сломана и неестественно вывернута. Под грудью лиловым пятном расплылся огромный синяк.

Сова развязал плачущую Зорьку, и набросив на неё что-то из сорванной с бандитов одежды, стал утешать ее. Затем, высвободившись из её объятий, шагнул ко мне:

– Дар!

Я поднял на него полные отчаяния глаза.

– Не время, брат! Нас ждут! Несколько бандитов ушло в ущелье, а еще надо помнить о тех, кто последовал за девушками к водопаду!

Я опомнился – Элина!

– Вы трое! – я указал женщинам, подбежавшим к нам Оставайтесь здесь! Кто ранен?

Оказалось, что таких было немного – всего четверо. Зато убитых насчитывалось двенадцать. Среди них были почти все охотники с болот и часть женщин поселка. Я быстро осмотрелся и, не скрою, с облегчением выдохнул – среди лежавших на земле тел, не было никого из моего форта… Остальные отделались более или менее легко. Я опустил Нату на землю. Женщины подложили под неё вязанку сухой травы и присела рядом. Другая отошла к стонущему парню – им был один из молодых жителей посёлка.

За пару минут, мы обыскали лагерь и, обнаружив двух скулящих от страха уголовников, притащили их к костру. Они получили раны в схватке, но не они их тревожили, а страх перед расплатой… Один из них, совсем молодой, широко раскрыв глаза, как завороженный глядел, как Сова, с перекошенным от ярости лицом, вертит над его головой томагавком. Второй стоял на коленях. Его руки были расписаны наколками. По какой-то забитости, плохо скрываемой парнем, я определил, что он не был одним из равных в этой стае. Но разбираться было некогда…

– Дар! – ко мне подбежала девушек, принимавшая участие в схватке Я видела со скалы – тот отряд, который мы пропустили в лес, возвращается обратно!

– Пощадите! Пощадите! Это всё Сыч! Он всем заправлял! Мы только подчинялись! Пощадите!

Сова занес томагавк, намереваясь раскроить пленному голову…

– Этих – держать до нашего возвращения! Попытаются бежать – убейте на месте, не раздумывая! Все мужчины – за мной!

Сова бросил на меня тяжелый взгляд и нехотя подчинился… Мы бросились на встречу отряду. Усталости мы не чувствовали – нас подгонял страх за жизни девушек. Через несколько сот шагов, я с Совой, бежавшие впереди, услышали голоса. Мы остановились. Наша группа растянулась – это была ошибкой. Переглянувшись с индейцем, мы резко повернули назад, одновременно выбирая место для засады. Через пару минут все залегли, попрятались за валунами, которыми был усеян склон горы, чуть выше тропы. С другой ее стороны был обрыв. В этом месте они не могли идти кучкой, а должны были вытянуться один за другим. Мы надеялись, что они не слишком отстали друг от друга. Так оно и оказалось. Семеро, явно, разочарованных бандитов – мы облегчённо выдохнули – вышли на тропинку и переговариваясь между собой, не торопясь, пошли гуськом в сторону лагеря. Один из них громко матерился, прикрывая рукой глаз. Я усмехнулся – праща Элины скоро запомнится всей долине, как страшное оружие! Девушки, по-видимому, убили пятерых из этого отряда. Именно стольких бандитов не доставало. А недоработки мы исправим…