На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

И, позабыв минутный страх, Не говоря уже, что любишь, Вдруг замираешь на руках И запрокидываешь губы, И жить и мыслить нету сил… Вдруг понимаю я счастливо, Что я свой крест не зря тащил И жизнь бывает справедлива. 1954

Утро в лесу

Девушка расчёсывала косы, Стоя у брезентовой палатки… Волосы, рассыпанные плавно, Смуглость плеч туманом покрывали, А ступни её земли касались, И лежала пыль на нежных пальцах. Лес молчал… И зыбкий отсвет листьев Зеленел на красном сарафане. Плечи жгли. И волосы томили. А её дыханье было ровным… Так с тех пор я представляю счастье: Девушка,

деревья и палатка. 1954

* * *

Ты разрезаешь телом воду, И хорошо от неги водной. В воде ты чувствуешь свободу. А ты умеешь быть свободной. И не пойму свои я чувства При всей их ясности всегдашней. И восхитительно, и грустно, И потерять до боли страшно. 1954

* * *

И прибои, и отбои — Ерунда и пустяки. Надо просто жить с тобою И писать свои стихи, — Чтоб смывала всю усталость Вдохновения струя… Чтобы ты в ней отражалась Точно так же, как и я. 1954

* * *

Неустанную радость сменила усталость. Вновь я зря расцветал, разражался весной, И опять только руки и плечи остались, А слова оказались пустой болтовнёй. Ты ошиблась — пускай… И к чему эти речи? Неужели молва так бесспорно права, И всегда остаются лишь руки и плечи И, как детская глупость, всплывают слова? 1954

Осень в Караганде

В холоде ветра зимы напев. Туч небеса полны. И листья сохнут, не пожелтев, Вянут, — а зелены. Листьям своё не пришлось дожить. Смял их морозный день. Сжатые сроки… Идут дожди… Осень в Караганде. Новые зданья сквозь дождь глядят, В каплях — ещё нежней Бледный, зелёный, сухой наряд Высаженных аллей. И каждый своё не доживший лист Для сердца — родная весть. Деревья как люди: не здесь родились, А жить приходится — здесь. И люди в зданьях полны забот, Спешат, и у всех дела… И людям тоже недостаёт Ещё немного тепла, Но сроки сжаты, и властен труд, И надо всегда спешить… И многие так на ходу умрут, Не зная, что значит жить… Мы знаем… Но мы разошлись с тобой. Не мы, а жизнь развела… И я сохраняю бережно боль, Как луч твоего тепла. Но я далеко, и тебя здесь нет, И всё это — тяжело. Как этим листьям — зелёный цвет, Мне нынче твоё тепло. Но сроки сжаты, и властен труд, И глупо бродить, скорбя… Ведь люди без многого так живут, Как я живу без тебя. 1954

Церковь покрова на Нерли

1

Нет, не с тем, чтоб прославить Россию, Размышленья в тиши любя, Грозный князь, унизивший Киев, Здесь воздвиг её для себя. И во снах беспокойных видел То пожары вдоль всей земли, То, как детство, — сию обитель При владенье в Клязьму Нерли. Он — кто власти над Русью добился, Кто внушал всем боярам страх — Здесь с дружиной смиренно молился О своих кровавых грехах. Только враг многолик и завистлив, Пусть

он часто ходит в друзьях. Очень хитрые тайные мысли Князь читал в боярских глазах… И, измучась душою грубой От улыбок, что лгут всегда, Покидал он свой Боголюбов И скакал на коне сюда. Здесь он черпал покой и холод. Только мало осталось дней… И под лестницей был заколот Во дворце своём князь Андрей. От раздоров земля стонала: Человеку — волк человек, Ну а церковь — она стояла, Отражаясь в воде двух рек. А потом, забыв помолиться И не в силах унять свой страх, Через узкие окна-бойницы В стан татарский стрелял монах. И творили суд и расправу, И терпели стыд и беду. Здесь ордынец хлестал красавиц На пути в Золотую Орду. Каменистыми шли тропами Мимо церкви к чужим краям Ноги белые, что ступали В теремах своих по коврам. И ходили, и сердцем меркли, Распростившись с родной землёй, И крестились на эту церковь, На прощальный её покой. В том покое была та малость, Что и надо в дорогу брать: Всё же Родина здесь осталась, Всё же есть о чём тосковать. Эта церковь светила светом Всех окрестных равнин и сёл… Что за дело, что церковь эту Некий князь для себя возвёл!

2

По какой ты скроена мерке? Чем твой облик манит вдали? Чем ты светишься вечно, церковь Покрова на реке Нерли? Невысокая, небольшая, Так подобрана складно ты, Что во всех навек зароняешь Ощущение высоты… Так в округе твой очерк точен, Так ты здесь для всего нужна, Будто создана ты не зодчим, А самой землёй рождена. Среди зелени — белый камень, Луг, деревья, река, кусты. Красноватый закатный пламень Набежал — и зарделась ты. И глядишь доступно и строго, И слегка синеешь вдали… Видно, предки верили в Бога, Как в простую правду земли. 1954

Подмосковная платформа в апреле

Ещё в лесу зима бела, Но за лесным кварталом Уже по улицам села Ступаешь снегом талым. И ноги ходят вразнобой, И душно без привычки Ходить дорогой зыбкой той К платформе электрички. Но вот дошёл ты. Благодать. Кругом в воде берёзки. И странно-радостно ступать На высохшие доски. Здесь на платформе — май, весна, Пусть тает снег… Но явно Дождями вымыта она И высохла недавно. 1955

* * *

Я жил не так уж долго, Но вот мне тридцать лет. Прожить ещё хоть столько Удастся или нет? Дороже счёт минутам: Ведь каждый новый год Быстрее почему-то, Чем прошлый год, идёт… Бродил я белым светом И жил среди живых… И был везде поэтом, Не числясь в таковых. Писал стихи, работал И был уверен в том, Что я своё в два счёта Сумею взять потом — Потом, когда событья Пойму и воплощу, Потом, когда я бытом Заняться захочу. Я жил легко и смело, Бока — не душу мял, А то, что есть пределы, Абстрактно представлял… Но никуда не деться, — Врываясь в мысль и страсть, Неровным стуком сердце Вершит слепую власть. Не так ночами спится, Не так свободна грудь, И надо бы о быте Подумать как-нибудь. Советуюсь со всеми, Как быть, чтоб мне везло? Но жалко тратить время На это ремесло… 1956

Рассудочность

Мороз был — как жара, и свет — как мгла. Все очертанья тень заволокла. Предмет неотличим был от теней. И стал огромным в полутьме — пигмей. И должен был твой разум каждый день Вновь открывать, что значит свет и тень. Что значит ночь и день, и топь и гать… Простые вещи снова открывать. Он осязанье мыслью подтверждал, Он сам с годами вроде чувства стал.