На свою голову
Шрифт:
Первым делом он связался с Северусом и после долгих споров убедил-таки его, что приглашение к директору лучше не игнорировать. Да, благодаря бесчисленным скандалам, авторитет Дамблдора был подорван основательно, и главная угроза — передача опекунства над Гарри в руки директора, сейчас выглядела довольно призрачной, но… Северус-то бывшим Пожирателем быть не перестал, а тему опекунства Дамблдор и с подмоченной репутацией поднять может. И если, не дай Мерлин, такое случится, кто его знает, куда всё в итоге зайдёт? Так что лучше всё же выяснить, что там опять затевается, и самым простым способом для этого было просто принять приглашение и чуток перестраховаться.
В итоге в амулет от
Филч не отказал. Директора старик не любил, Гарри в благодарность за укрощение Пивза всегда был рад помочь, да и к расписанию уроков он никак привязан не был. Ничего ведь странного нет, если завхоз вдруг придёт с просьбой или жалобой к директору… Филч должен был появиться в директорском кабинете через полчаса после Гарри. На самый крайний случай договорились, что если Северус услышит по зеркалу призыв о помощи, то отправит Филчу патронуса, чтобы бежал спасать мальчика немедленно, и сам к школе трансгрессирует, а дальше будь, что будет.
Уже перед выходом из факультетской гостиной Гарри посетило неприятное подозрение: директор перед каникулами его палочкой интересовался! А что если?..
«Забыть» свою палочку в комнате и идти на встречу с Дамблдором вот так, без ничего, было бы не самым умным решением. Спасительная идея — взять чужую палочку, — пришла в голову Блейзу. А что, так и совсем беззащитным не останешься, и, если директор попросит палочку предъявить, то можно просто сказать, что перепутал. Более или менее по цвету и размеру подходила палочка Винса, её Гарри и прихватил. Конечно, чувствовал он себя с ней неуютно, но всё лучше, чем ничего.
В директорский кабинет Поттер вошёл с опозданием на полчаса, зато во всеоружии.
— Здравствуй, мой мальчик! Рад тебя видеть. Проходи, присаживайся, — старик указал рукой на кресло для посетителей и попытался изобразить добродушную улыбку, отчего сумасшедшинка в его лихорадочно блестящих глазах стала заметнее, и Гарри поёжился.
— Здравствуйте, директор, сэр. Простите, я опоздал, — мальчик осторожно опустился в кресло и настороженно уставился на собеседника. — Я получил вашу записку, сэр. Я в чём-то провинился?
— Ну что ты, Гарри, что ты. Я просто хотел поговорить с тобою… Ах, мой мальчик, мне так жаль, что мы встречаемся по исключительно неприятному поводу. Чаю?
Гадая, что должно было случиться, чтобы директор сразу перешёл к делу, не тратя время на бесполезный трёп, Гарри отрицательно мотнул головой, но тут же спохватился:
— Нет, благодарю, сэр.
Директор пожевал губами, видно собирался что-то сказать, но передумал. Вместо этого он уставился на мальчика тяжёлым, изучающим взглядом, из которого вмиг исчезло всё напускное добродушие. Гарри непроизвольно втянул голову в плечи, стараясь казаться
— Да-да, я помню, ты говорил, что недолюбливаешь этот чудесный напиток, но я надеялся, что твоё мнение о нём изменилось.
Мальчик потупился, всем своим видом давая понять, что ему стыдно разочаровывать собеседника, но любовью к чаю он так и не проникся.
— Ну что же, нет, так нет.
— Вы про чай хотели поговорить, когда сказали, что неприятная тема будет?
— Ну что ты, нет, конечно. Вот, — всячески выказывая сочувствие и сожаления, директор протянул Гарри пергамент, — прочти.
Пергамент оказался письмом, а точнее просьбой к директору оставить Гарри Поттера в школе на Пасхальные каникулы и не отпускать его в гости к друзьям-слизеринцам, даже если ему пришлют официальное приглашение. Подписано послание было Северусом Снейпом, да и почерк тоже был его. И всё бы ничего, но с Северусом Гарри разговаривал менее часа назад и ни о каком письме директору тот не упоминал. Из потайного кармана не доносилось ни звука, но Гарри отчего-то был уверен, что Северус по ту сторону сквозного зеркала сейчас яростно матерится, ужасно удивлённый и новостью, что оказывается обратился к Дамблдору с просьбой, и тем, в чём эта просьба состояла.
Дочитав распоряжение, Гарри понуро кивнул и отдал письмо обратно. Ну вот, кажется, и выяснили, чего директору нужно было, осталось только понять — зачем?
— Я понимаю твоё огорчение, мой мальчик, — старик сочувственно вздохнул. — Мистер Снейп заботится о тебе как умеет. Вот, кстати, и его требование, чтобы ты не посещал на каникулах своих друзей, продиктовано именно заботой. Нет-нет, не перебивай меня мой мальчик… — директор театрально взмахнул рукой, не заметив удивлённого взгляда Гарри, который перебивать даже и не думал. — Знаю, тебе трудно поверить в его заботу, но это так. Родители твоих друзей, как и он сам, служили злодею, убившему твоих папу и маму, а значит, косвенно тоже виноваты в их смерти. Да, я понимаю, то, что из-за ошибок взрослых ты вынужден терпеть лишения, ужасно не справедливо по отношению к тебе! Я действительно понимаю это, мой мальчик, и сочувствую, но ничего не могу поделать. Такова воля твоих опекунов, — Дамблдор потряс письмом, привлекая к нему внимание, и тут же отправил его на стоящий рядом маленький столик, положив рядом со статуэткой, изображавшей анх.
Гарри принялся тереть глаза, будто стараясь скрыть набежавшие слёзы. Получается, что ещё тогда, во время тупой беседы в галерее, он правильно догадался, и теперь настал второй раунд игры «Оставь доверчивого идиота в школе на каникулы». Или это ещё не всё?
Прикрывшись упавшей на глаза чёлкой, Гарри исподтишка огляделся. Он мог поклясться, что мебель в центре комнаты раньше стояла немного по-другому, да и кресло для посетителей теперь было повёрнуто так, чтобы посетитель оказался не лицом к директорскому трону, а чуть в сторону, как раз туда, где лежали письмо и статуэтка. Насчёт анха полной уверенности не было, а вот стол, на котором она красовалась, точно появился здесь недавно, в этом Гарри готов был поклясться. Ну не мог он ранее не заметить такую нелепицу, к тому же стоящую на самом видном месте. Маленькая, фут в диаметре, отполированная до зеркального блеска столешница покоилась на несоразмерно толстой каменной ноге. Именно «ноге», потому что назвать этот кошмар «ножкой» просто язык не поворачивался. Опорой этому извращению служили шесть массивных шипастых и когтистых лап, также выточенных из гранита.