На задворках империи

Булычев Андрей Владимирович

— Тихо ты! — Блохин оттолкнул выскочившего на тропу пехотинца. — Собьёшь ведь! Куда, глаза раззявив, летишь?

— Виноват, господин унтер-офицер! Простите великодушно! — выкрикнул, вытянувшись по стойке смирно, новобранец. — У меня Кузька из третьей роты флягу водоносную стянул, зараза! Так я за ним побёг!

— А почему без ружья бегаешь? Тебе фузею выдавали? — грозно спросил Гончаров, приставив свой мушкет к ноге.

— Так точно, выдавали. Так неудобственно ведь с ним бежать. Стоит со всеми другими в лагере.

— Вот этот кинжал видишь? —

И Тимофей вынул из поясных ножен длинный обоюдоострый клинок. — В пяти верстах от этой тропинки им резали горло вот такому же, как ты. И то ведь он при ружье был, просто за спину его себе закинул. Один горец на землю валит и руки держит, а второй в это время режет и рот зажимает, чтобы тише хрипел. Хочешь так же?

— Не-ет! — ошалело воскликнул пехотинец, таращась на поблёскивавшее лезвие камы. — Не хочу!

— Зовут тебя как? — спросил, убирая клинок в ножны, Тимофей.

— Еме-еля, — протянул тот, таращась на награды драгун.

— Куда служить определили?

— В Саратовский мушкетёрский Попова Ивана Петровича полк! — рявкнул новобранец.

— Хороший полк. Знаем такой, — сказал Гончаров. — Мы с его солдатами во многих баталиях были. Просись к капитану Цыренову, Емеля, мой тебе добрый совет, он сам хороший офицер и фельдфебель у него Ануфрий Игнатьевич весьма опытный. Командиры они, конечно, строгие, но о солдатах своих заботятся. К ним попадёшь, глядишь, живым останешься. И фузею при себе всегда держи, даже когда спишь, мой тебе совет. Понял, нет?

— Понял, — ответил, помотав головой, мушкетёр.

— Ладно тогда, а то с окрестных гор дюжина горцев на нас сейчас глядит и гадает, как далеко ты от тропинки этой отойдёшь, — с самым серьёзным видом проговорил Тимофей. — Кузька-то ладно, отбегался уже, небось. Ну, беги давай, беги, Емеля.

— Чего пугаешь парня? — спросил шедший рядом с Тимофеем Блохин. — Он аж побледнел от страха.

— Да жалко, а так, глядишь, осторожнее будет, беречься начнёт, думать, — пожав плечами, объяснил Гончаров. — Может, и правда уцелеет. Впереди ещё столько лет сплошных войн.

— Бесполезно это всё. Себя вспомни, пока сам через кровь не прошёл, много ли думал?

— В отличие от тебя много, — усмехнувшись, проговорил Тимофей. — Ты же у нас как-то ляпнул, а ну вспомни! — И, подняв палец, продекламировал: «Чего долго думать, пустое, делать быстрей надо!»

— Ой, ладно вот тебе подначивать! — Тот толкнул друга. — Взводным командиром стал и ну давай теперь всех поучать!

Глава 11. Бой в ущелье

— Готовы? — донёсся из темноты голос Копорского. — Шагом, не спеша, с оглядкой, пошли-и!

Тимофей отпустил поводья, и Янтарь стронулся с места. Позади остались караульные костры у редута и лагеря, впереди была сплошная темнота и слышался грозный рёв водяного потока.

— Лошадь в темноте, пожалуй, прямо как собака видит, ну уж точно лучше человека, — пояснял Еланкину Федот Васильевич. — Так что ты ей, Колька, свободу давай, так надёжнее будет. Она там, где ты сам шею свернёшь, словно

бы ногами дорогу почует и ни за что не оступится, ежели, конечно, её дуром не гнать. Поэтому правильно это, что мы верхом идём, а то вон есть умники, которые предлагали или в пешем порядке в темноте следовать, или за собой на поводу лошадей вести. Ещё ведь и в офицерских чинах сами. Ладно, я ещё понимаю в лесу, там, где ветка башку снести может, где верха бояться нужно, но тут-то самая главная опасность, она вот здесь, под ногами.

Драгуны медленно шли по узкой дорожке. С левой стороны ревел Терек, с правой высились отвесные скалы. Небо над головой начало светлеть. На равнине ночь уже сменилась утром, здесь же, в ущелье, стояла сплошная темень. Наконец после пары часов хода начали проступать очертания скал и захлёстываемые стремительным течением реки валуны.

— Николай Андреевич, оставляйте одно своё отделение тут, — обратился к поручику Зимину Копорский. — На ваше усмотрение, какое пожелаете. Сами вы при каком будете?

— При следующем, пожалуй, останусь, — ответил тот, пожав плечами.

— Ну а я тогда к самой крепости встану, — решил штабс-капитан. — Чтобы, если что, егерей быстрее привести. Братцы, коней с дороги уберите к скале, а сами вокруг всё внимательно оглядывайте. Если что, сразу стреляйте. Мы друг от друга недалеко стоять будем, соседний пикет уж точно ваши выстрелы услышит и тоже стрельнёт. По цепи сигнал полетит, и тут же на помощь все придём. Если большие силы у неприятеля, то оттягивайтесь в сторону редута или к старой крепости, куда удобнее.

Через версту от первого встало второе отделение Зимина, за ним далее третье, а потом уже занимали свои места люди Гончарова. Самое малочисленное отделение во главе с Кошелевым Тимофей поставил предпоследним, за две версты от развалин крепости. Здесь же встал с ним и сам.

Ветерок, всё время тянувший в ущелье, холодил щёки. Драгуны, притоптывая, прохаживались, окидывали окрестности цепкими взглядами и негромко переговаривались. Всё вокруг было спокойно.

— Это удачно, что вода нынче такая высокая, — заметил, осматривая речное русло, Кошелев. — Потому как Терек сейчас ни за что и никому не преодолеть, и за теми валунами, которые у кромки лежат, уже не скроешься, всё на виду. А вообще, хорошее тут место для пикета, без поворотов и расщелин.

— Неплохое место, — согласился с ним Тимофей. — Прямой участок длинный, далеко отсюда всё просматривается, тот ручей позади только мне не нравится, с промоины в скалах при желании вполне можно спуститься.

— Крутовато, — возразил Кошелев. — Там только если по верёвкам слазить. И сколько ты так спустишь людей супротив колонны, дюжину, две? Это как слону дробина супротив нескольких сотен.

— И всё же приглядывать за ним нужно, — проговорил, осматривая склоны, Гончаров. — Давайте-ка мы, братцы, чуть ближе туда, к тому самому ручью сместимся. Там как раз удобная выемка в скале рядом, чтобы коней поставить. Пару сотен шагов, если что — махом от неё к ручью перебежим.