На задворках империи

Булычев Андрей Владимирович

— Точно, казаки скачут, — подтвердил Кошелев. — Явились — не запылились, когда уже сам бой закончился.

— Сейчас и наши подскочат, — проговорил Гончаров, оглядывая окрестности. — Десяток нападающих мы тут точно побили. Но и они наших обозных хорошо посекли. Гляди, как слаженно действовали, пятёрки по колонне сразу побежали, рубили и панику сеяли, а вот дюжина прямо у промоины повозки грабила. И с верёвочными лестницами они хорошо придумали.

— Может, слазим? — предложил Еланкин. — А что, глядишь, догоним по верху и добьём?

— Ага, добьёшь! — фыркнул Кошелев. — Они в этих

скалах как у себя дома, Колька. Небось, только и мечтают о том, чтобы в хорошем месте окружить и кончать всех. Сколько они с собой ружей новобранцев вынесли? Пяток, не более. А ты предлагаешь им ещё прямо в горы занести?

К стоявшим драгунам подъехали и спешились казаки.

— Здорова, Тимоха! — крикнул старший полусотни. — Не все, я гляжу, утекли? — Он кивнул на лежавшие трупы.

— Сколько — не считали, но половина уж точно здесь осталась, — пожав плечами, ответил Гончаров.

— О-о, у вас и язык, похоже, тоже есть. — Подхорунжий показал на пытавшегося подняться с земли горца.

— Да вон Ванюша его прикладом приголубил. — Тимофей кивнул на Чанова. — Свяжете его?

— Легко, — заверил казак. — Язык никогда лишним не будет. Хоть узнать чего-нибудь, а может, и для обмена. У басурман много нашего брата в плену томится. А там ой как не сладко.

— Знаю, — сказал Тимофей и пошёл к повозкам.

Подбежали драгуны с северной стороны, человек двадцать, тяжело дышавший Зимин окинул взглядом складываемые в ряд тела обозных и разворошённые повозки.

— Не углядел, Гончаров?! Прозевали нападение? Или, может, струсили? Отвечать теперь сам будешь! И как только на командование таких сиволапых ставят.

— Пикет вёл бой, господин поручик, — глухо проговорил Тимофей. — Никто из него не струсил.

— Ну-ну, а народу вон сколько побило! — Тот махнул рукой в сторону лежавших окровавленных трупов.

Оправившиеся обозные в это время выкладывали в ряд своих погибших. Горцев обшаривали и скидывали в одну кучу. Один из нестроевых с унтерскими галунами что-то докладывал пожилому мужчине с накинутой поверх мундира солдатской шинелью. Голова его была обмотана окровавленной тряпкой, из-под полы шинели виднелись приличные ножны от сабли.

— Младший-унтер офицер Гончаров, Нарвский драгунский полк, — признав в нём старшего, представился Тимофей.

— Поручик Гнатков, старший квартирмейстер Саратовского мушкетёрского, — глухо проговорил тот.

— Ваше благородие, потери большие? Сильно обоз потрепали?

— Могло быть и хуже, — проворчал тот. — Семь убитых и четверо раненых. Восемь фузей спёрли, сволочи. Молодцы вы, драгуны, горсткой малой дрались против толпы. Если бы отступили, кончали бы наш обоз, казаки-то далеко совсем шли. Доложусь о вас начальству. Ерофей, татар сосчитай тоже, — приказал он унтеру. — Всех наших в повозки, и раненых, и покойных. Долго стоять тут никак нельзя. Загрузились — и дальше пошли.

— Тут ещё трое в промоине! — Блохин помахал рукой. — И четыре наших ружья при них.

— Ну вот, выходит, что всего четыре фузеи утащили, — проговорил поручик. — Всё меньше утрата из казённого.

Трижды ещё выставлялись драгуны в Дарьяльском ущелье. Больше нападений на проходившие колонны не было, а семнадцатого

мая с казачьей сотней и десятком драгун приехал капитан Кравцов.

— Наслышан, наслышан о вас, Пётр Сергеевич, — улыбнулся он докладывавшему Копорскому. — Молодцы, хорошо отбили недавний наскок. Старший обоза похвалил вас перед полковым командиром, ну а я здесь, собственно, с известием. Собирайтесь, завтра же вам и эскадрону Цветциха приказано выйти в обратный путь. Охрану ущелья с этой недели передают казакам. Думаю, им не придётся сильно утруждаться, основные колонны мы помогли провести, дальше уж они сами. Семён, а ты бери охранение и скачи в Балту, передашь приказ подполковника Ивану Фридриховичу. Пусть снимается и к ночи будет уже здесь, утром вместе одним отрядом пойдём. Ну что, есть чем угостить своего командира? — Он повернулся к Копорскому. — Я тут кое-что привёз с собой.

— Угостим, Павел Семёнович, как же без этого, — широко улыбаясь, уверил штабс-капитан. — Местные тут такое мясо отменное на шпажках с пряностями готовят. М-м-м, пальчики оближешь! Тимофей, подойди сюда! — Он поманил рукой Гончарова. — Да ладно ты, обожди! — прервал его доклад. — У тебя ведь отделенный, Кошелев Федот, сообразительный дядька во взводе? Пришли-ка ты его ко мне с парой шустрых драгун. Он тут уже со всеми местными, как я знаю, перезнакомился. Вот и попрошу его помочь с ужином. Так, и отделение в охрану вестового господина капитана ещё выдели, его десяток после перехода в ущелье утомился, своих вместе с Семёном отправишь. Вроде не шалят пока тут, но так при охране оно спокойнее будет.

«Вот ведь везде мой взвод как затычка, — козырнув и разворачиваясь, подумал Тимофей, бросая косой взгляд на стоявшего с кислым лицом Зимина. — А поручику-то Кравцов и слова доброго даже не сказал, стоит рядом как не свой. Да и Бог с ними, с господами офицерами, пусть сами в своих отношениях разбираются».

— Кошелев! Федот Васильевич! — крикнул он, оглядывая ряды палаток.

— Здесь я! — донёсся отзыв из одной.

— Демьян Ерофеевич! Плужин! Ко мне подойдите, господа унтер-офицеры, дело к вам есть!

К ночи в Ларс подошёл первый эскадрон капитана Цветциха, их благородия изволили собраться в шатре у Копорского, и всю ночь там было шумно.

— Окончание конвойной службы справляют, — пояснил сидевшим у костра драгунам Кошелев. — Сам, пока первое мясо на угли ставил, тост такой слышал. Потом-то уж Сёмка, командирский вестовой, когда из Балты вернулся, хозяйничал.

— Чего ещё, Васильевич, интересного говорили? — полюбопытствовал Блохин. — Али, как обычно у нас, о бабах да о еде?

— Ну, об этом, конечно, тоже. Как же это о них не поговорить, особенно под хмельное? Тем более их благородия мужчины совсем даже не старые. Только у них не бабы, Лёнька, а мамзели. Мамзель, мамзель, чегой-то ещё по иноземному и такие «ха-ха-ха». А вообще о серьёзном тоже толковали. Дескать, на южных рубежах опять неспокойно. Персы всё никак не уймутся, посольских с уверениями о мире засылают, а сами вновь большие силы у Аракса собирают и с турками снюхиваются, чтобы сообща супротив нас выступить. Вот главнокомандующий и думает упредить их да на юг все войска двинуть.