На заре земли русской
Шрифт:
– Надобно мне поговорить с отцом Филиппом, – Злата с мольбой взглянула на настоятеля. – Пойми меня, да простит Бог мои приходы.
Отец Юрий отворил створку ворот шире, чтобы дать дорогу девушке. Он почувствовал, что она чем-то очень взволнована и напугана, но расспрашивать не смел: коли уж она сказала, что ей надобен разговор с Филиппом, то пусть будет по её.
– Благодарствую, святой отец, – милая улыбка озарила лицо Златы, и она бесшумно проскользнула к кельям. Настоятель перекрестил её вслед и ушёл закрывать ворота.
Торопливый стук не разбудил отца Филиппа,
– Здравия тебе, отче, – чуть слышно прошептала Злата, опускаясь на колени перед священником. Он осенил чело девушки широким крестным знамением и подал ей руку, помогая подняться. Маленькая прохладная ладошка Златы скрылась в большой руке Филиппа.
– С божией помощью я вижу, что у тебя что-то нехорошее стряслось, – молвил он, придвигая к девушке стул с высокой, искусно выпиленной спинкой. Злата послушно села и сжала руки между коленями, опустила голову. Слёзы, до того кипевшие в груди, вырвались наружу, горячими каплями обожгли щёки, ком подкатил к горлу, девушка взяла руку отца Филиппа и коснулась её губами.
– Помоги мне, святой отец, – проговорила она сквозь рыдания. – Подскажи мне, что делать, ибо не в моих силах более!..
Прерывая свой рассказ всхлипами, Злата поведала отцу Филиппу о молодом своевольном княжиче Мстиславе, сыне Изяслава, которого одолела любовь – змея лютая, и ради этой любви он на всё готов, лишь бы обратила на него своё внимание Злата. А намедни, то ли к родителю своему обратившись, то ли ещё к кому влиятельному, собирался заслать сватов к девушке.
– Как быть? – полувопросительно произнёс отец Филипп. – Ведь княжеским сватам не откажешь.
Злата качнула головой. Действительно, не откажешь.
– А может, и пойдёшь за него? – с какой-то надеждой спросил он. – Не мил он тебе, так… Стерпится, слюбится…
– Не слюбится! – воскликнула Злата, поднимая красные от слёз глаза и умоляюще глядя на священника. – Святой отец, будь то что иное, не посмела бы не соглашаться с тобою, а тут, веришь ли, не могу!
Церковник прошёлся по келье от двери до стены и обратно, скрестив руки перед собой. Каждый шаг его сопровождался шелестом длинной рясы. Злата следила за ним, не проронив более ни слова.
– Скажи мне, милая моя девочка, – вдруг спросил он, кладя руки ей на плечи, всё ещё вздрагивающие от рыданий, – а не любишь ли ты сама кого иного? Мыслю я, ты бы не столь сильно боялась брака с княжичем, коли бы у тебя на сердце никого не было, а?
– Да, – едва слышно вымолвила она, опустив голову, чтобы отец Филипп не видел её вспыхнувших щёк. – Я бы не солгала тебе, отче, даже без исповеди.
– Исповедь здесь ни к чему, чувства – не грех. Кто же мил тебе, Злата?
Девушка прижала ладони к пылающим щекам. Ни дня не проходило, чтобы она не думала о своём любимом, не молилась за него. Даже в мыслях у неё не было, что с ним может что-то случиться, она ждала и верила. Нередко
– Я люблю князя Всеслава, да простит меня Господь…
Тяжёлая рука отца Филиппа медленно соскользнула с плеча девушки. В маленькой келье повисла звенящая тишина. Священник ожидал какого угодно ответа, только не этого. Не ведал он, что в правителя удела кто-то влюблён. Конечно, Всеслав Полоцкий – прекрасный человек, смел, умён, да и собою хорош, и не одна девушка всё бы отдала за его расположение, но почему именно Злата? Отец Филипп был несказанно удивлён, узнав о чувстве её, и потому не знал он, что ответить, как помочь её беде, однако, зная сына князя Изяслава, пошедшего характером в отца, он бы и сам не хотел, чтобы Злата стала супругою того.
– А что же сам князь? – спросил церковник, стараясь скрыть изумление. – Ведомо ли ему про любовь твою?
– Да! – ещё тише прошептала Злата, и дрогнул её голос – казалось, вот-вот она снова расплачется, – но она сдержалась, лишь вздохнула грустно. Священник задумался. Он понимал практическую безвыходность положения девушки и искренне хотел помочь ей, но пока не придумал, как.
– Приходи в следующую седмицу на пятый день, – наконец молвил он, проводя рукой по плечам Златы. – За сии дни подумаю, как быть. Ну, иди с Богом, позже свидимся.
– Спасибо тебе, святой отец, – Злата взглянула на него с благодарностью, ещё раз коснулась губами его тёплой, морщинистой руки и выпорхнула из кельи. Отец Филипп, как и настоятель монастыря, перекрестил её вслед, и ему показалось, что без неё в маленькой, сумрачной келье стало будто бы темнее.
Вернувшись, Злата хотела тихонько подняться к себе, но оклик остановил её. Обернувшись, она увидела шедшего за ней Мстислава и вздохнула. Снова он! И чего ему не спится по ночам…
– У тебя лента падает, – заметил Мстислав, подойдя к девушке. Из длинной тёмной косы, чуть растрепавшейся, действительно выпала лента. Княжич потянулся, чтобы поправить её, но Злата аккуратно отстранила его руку. Воротничок её рубашки чуть опустился, слегка обнажая шею, ключицу и чёрную нить, заметную даже на смуглой коже. Злата торопливо оправила воротник, но Мстислав заметил и, несмотря на тихий вскрик девушки, быстро протянул руку и дёрнул за нить. Она порвалась, и в ладонь ему скользнул маленький серебряный крестик.
– Неверующая, значит, – тихо промолвил киевлянин, сжимая плечо Златы. – Неправду мне твой отец сказал, красавица. Солгал. А я не люблю лжи.
Девушка закрыла лицо руками, опустив голову. Ничего она не чувствовала, кроме боли и отвращения, ведь её маленький секрет, который она хранила, как святыню – да он и был святыней, – открылся этому страшному человеку. Не боялась Злата гнева его, боялась лишь того, что ему всё дозволено. Некому сдерживать человека, когда он сам себя не хочет сдерживать, когда молчит его совесть.