Набат
Шрифт:
И снова извещение словно обожгло.
— Сейчас сбегаю.
Уже не мог Тасо сдерживать кашель, нетерпеливо махнул ослабевшей рукой, и девушка оставила его одного. За дверью она притаилась и беззвучно плакала. Ей казалось, что он захлебнется, и боялась уходить.
Раскрылась дверь со двора, и в холодные сенцы вошла Залина. В полушубке, волосы заправлены под шапку, на ногах арчита.
Увидела ее Фатима и бросилась к ней, уткнулась лицом в грудь, заплакала.
— Ты что?
— Трудно.
— Ну, как он?
— Плох,
Больной продолжал кашлять.
— Хамби тоже лежит.
— А ты, Залина, возмужала.
Фатима заглянула в грустные глаза подруги:
— Скучаешь по Асланбеку?
— Нет! — резко ответила Залина. — Забыла о нем.
— Что ты говоришь!
— Не любила я его, голову морочила.
— Не надо так. Дунетхан получила от него письмо.
Передернула плечами Залина, мол, а мне-то что.
— А мой Буту молчит.
Залина приоткрыла дверь, посмотрела в щелку, затем прикрыла, утерла слезу.
— Хотела поговорить…
— О чем?
— Да так.
Залина направилась к калитке молча, задумавшись.
Вдруг, ничего не сказав подруге, она круто развернулась и быстрым, широким мужским шагом направилась к дому Тасо.
Она вошла в комнату в тот момент, когда Тасо читал похоронку. Залина видела, как вздрогнул Тасо, даже кровать под ним скрипнула. Рука с похоронкой полезла под одеяло.
— Прости, — произнесла девушка.
— Что случилось?!
Голова Тасо оторвалась от подушки, глубоко впавшие глаза, не мигая, требовательно смотрели на Залину.
— Ничего… Я просто так, посидеть хочу около тебя.
— А-а, — выдохнул Тасо, улегся удобней. — Садись.
Она присела на край стула у окна.
— Вот здесь, — указал Тасо.
Она прошла к его изголовью, опустилась на стул, не смея посмотреть на Тасо.
А он думал о своем, и рука, зажавшая похоронку, вспотела.
Ничего не слышно о Сандире, Бола, Ахполате…
А где ты, сын мой?
Выдержит ли Дунетхан? Должна…
В чей дом придет еще черная весть?
Залина… Как она управляется с овцами?
С трудом пошевелил под одеялом онемевшей рукой, проговорил:
— Ты не молчи, Залина, расскажи, как вы там…
Сказать ему, что она решила уйти на фронт? Сегодня. Сейчас.
Нет, не скажет, ему и без того очень плохо.
Вечером аульцы собрались у дома Тасо. Все ждали выхода бригадира. Никто не спрашивал, зачем они понадобились, почему их оторвали от неотложных дел.
Ни Дзаге, ни Муртуз, никто из старших не сел, хотя им вынесли из дома стулья.
Но вот на крыльце появился Тасо. Его поддерживала под руку Фатима, а за ними шла Дунетхан.
Кожанка Тасо застегнута на все пуговицы, шапка надвинута на лоб, будто собрался в далекий путь.
— Люди, — негромко обратился он к аульцам. — Из района пришел приказ: всем мужчинам научиться стрелять из винтовки… — Тасо сделал паузу, положил руку
Девушка одной рукой продолжала поддерживать Тасо, а другую поднесла к глазам и зарыдала.
— Не надо, — попросил Тасо, а у самого вздрогнули плечи. — Ох-хо-хо!
Обнажил Тасо голову, и собравшиеся поняли: кто-то умер.
Кто?
Бьются сердца.
В чей дом сейчас войдет горе?
Кричат сердца.
Кому оплакивать своего близкого?
— Люди добрые!
Вперед выступила Фатима, голос у нее, словно натянутая тетива.
Подступились аульцы, встали теснее, втиснулись во двор те, что стояли за забором.
— Сын Хадзыбатыра… — спазма сдавила ей горло, — Созур Каруоев погиб в бою.
Тихо.
Старики обнажили головы.
Кто-то голосисто зарыдал.
Плач поднялся над аулом.
Мужчины не стеснялись своих слез.
— Остановитесь!
Протянула вперед руки Дунетхан:
— Не плачьте… Прошу вас, люди.
Наступила тишина.
— А может, жив Созур? А? Если умру, то похороните меня на высокой скале… Хочу первой увидеть сыновей на тропе.
Мужчины надели шапки.
У Дунетхан не хватило сил, покачнулась, люди подхватили, не дали упасть.
И тут раздался пронзительный голос Джамбота.
— Не уходи, Тасо, спросить тебя хочу.
Бригадир держался за плечо Фатимы.
— Где моя дочь?
Фатима почувствовала, как пальцы Тасо сдавили ей плечо.
— Молчишь!
— Она твоя дочь, а ты спрашиваешь меня!
— На фронт ушла Залина!
Джамбот, взмахнув рукой, положил ее на рукоятку кинжала в широких деревянных ножнах.
Значит, вот зачем приходила Залина, проститься, — перевел дух Тасо, сказал громко.
— Это и тебе честь как отцу.
— Ты ее отправил! Ты! А Фатиму держишь возле себя, она невеста твоего сына!
Вперед выступил Муртуз, гневно ударил палкой по земле:
— Залина ушла сама! Сама! Слышите, люди! А ты, Джамбот, живи, как все мы, цахкомцы. Я все сказал!
Двор медленно опустел.
2
Красноармейцам выдали зимнее обмундирование, и все повеселели. Вот только Нечитайло остался недоволен и целый день ворчал по поводу широких голенищ сапог и шинели, из которой можно бы было свободно скроить две. Он несколько раз бегал в каптерку, пытаясь выпросить другие сапоги, пусть ношеные, только бы перешитые, с узкими голенищами, но старшина прогнал его. А красноармейскую шапку ему все-таки удалось обменять у кого-то на новую командирскую с густым мехом. Только щеголял в ней Яша недолго: утром перед строем старшина объявил, что если завтра Нечитайло явится в таком виде, то до конца войны ему не отделаться от нарядов вне очереди.