Набат
Шрифт:
После занятий взвод совершил бросок в расположение части. О случившемся сержант не проронил ни слова, так что никто во взводе ничего не знал, и лейтенанту не доложил. И за это Яша в душе был благодарен ему.
В казарме бойцы сбросили с себя снаряжение и с песней, всей ротой, зашагали в столовую. Но что это? У раздаточного окна столпились бойцы, а между ними сновали младшие командиры и то умоляюще, то горячо уговаривали:
— Да что вы, братцы, бузите.
— Известное дело — черви овощные.
Бойцы,
Оценив обстановку, сержант Веревкин вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку и направился к раздаточной, хлопнул дном котелка о жирный подоконник.
— Эй, кашевары, где вы там?
Не сразу появился тощий, долговязый повар и, не решаясь подойти к окну, пробасил издалека:
— Ну, чего разорался?
Рядом с сержантом стояло его отделение, и когда он увидел бойцов, то готов был обнять каждого.
— Давай жрать! — прикрикнул одессит. — Да живей поворачивайся, ишь разъелись на казенных харчах.
Повар не поверил ушам своим, переспросил:
— Борща хотите? Правда?
— Ну чего выкатил бельмы? — Веревкин уперся руками в подоконник: — Мы не брезгуны.
— Сказано тебе, клади погуще да пожирней, ишь руки дрожат… Отчего все ваше поварское отродье такое жадное?
Яша оглянулся на друзей.
— Петро, чего ворон ловишь, дурень. Славка, не зевай.
Красноармейцы сохраняли строй, ничем не проявляя своего отношения к происходящему.
Долговязый зачерпнул черпаком из котла, ловко наполнил выстроившиеся котелки ароматным варевом.
— Милые, ешьте, голубчики! Всю жизнь буду вам благодарен, — угодливо лепетал повар.
— Врешь, это ты сейчас добренький, а завтра зверь-зверем будешь. Ишь, расшаркался, — Яша обеими руками взял котелок.
— Да что ты? Вчерась я тебе добавку дал.
— Дал на донышке.
Прежде чем уйти, Яша переспросил:
— Это ты для одного навалил или на весь взвод?
Веревкин уселся за длинный, сколоченный из грубых досок стол и молча принялся за еду.
— Разрешите, товарищ сержант.
Яша затанцевал на месте, поспешно поставил котелок на стол и подул на пальцы.
Рядом с ним сел Асланбек, потом Петро, Слава и все, не мешкая, навалились на борщ.
Внимание бойцов отвлекла открытая машина командира полка: комиссар стоял рядом с шофером, сложив руки на ветровом стекле. Бойцы оживились, поваров же как ветром сдуло.
Не прерывая еды, Слава смотрел исподлобья, радуясь случаю увидеть еще раз отца.
Машина резко затормозила у столовой. Комиссар, ни на кого не глядя, размеренным шагом прошел к раздаточной, позвал повара и, когда появился долговязый, негромко спросил:
— Мне доложили, что вы работали шеф-поваром в ресторане «Москва»? Так ли это?
— Так точно, товарищ полковой комиссар! — вытянулся повар, а у самого язык заплетается. —
У бойца, что стоял рядом с ним, комиссар без слов взял котелок, протянул повару:
— Можно пообедать у вас?
Долговязый захлопал глазами, не зная, что подумать, несмело взял котелок, повертел.
Придвинулся Петро к Славе, прошептал:
— Эй, ложку мимо не пронеси.
Снова наклонился Слава над котелком, ел быстро, небрежно пережевывая.
— Сверху, сверху наберите. И ложку, пожалуйста, дайте.
Бойцы протянули ему ложки, и он выбрал деревянную, разукрашенную.
— Красивая вещь, только маленькая, — вернул ее. — Мне бы побольше.
Нашлась и такая.
Отложил Слава ложку, взял обеими руками хлеб, разломал не спеша на кусочки. Что собирается делать отец? Уж не ругать, конечно, повара.
— Ну, это еще ничего, терпимо. По едоку и ложка. Или по работнику?
Вокруг засмеялись: боец был ростом невелик. Смеялся и Слава, даже откинулся назад.
Один за другим потянулись бойцы к окну.
Покончив с борщом, комиссар поднялся и, пожелав всем приятного аппетита, уехал.
— Понял? — спросил Петро у Ганькина.
— Угу, — дожевывал Слава.
— Вот так, выкусите! Думали, комиссар приготовит вам отбивную из повара? Чего захотели.
Никто не откликнулся на Яшину тираду.
— Ха-ха! Нам досталось по полному котелку, а вам с гулькин нос. Не будете в другой раз выпендриваться. Ишь, господа, подумаешь, овощные червячки.
— Лопает, ажник уши ходят, — хохотнул кто-то.
— Смотри, не объешься.
— Не изволите беспокоиться. Пусть брюхо лопнет, чем добру пропадать, — воскликнул Яша.
Он еще ниже склонился над котелком.
— Пожалуй, все не осилю, оставлю на ужин, не протухнет. Правда, Слава?
В ответ Слава улыбнулся, скребнул ложкой по дну котелка.
10
Аульцы собрались на нихас. Тасо устроился на камне, прогретом за день солнцем. Рука у него была просунута под кожанку и лежала на впалой груди: так он легче переносил кашель, сухой, надрывный.
Говорила Фатима быстро, горячо, все напряженно ее слушали:
— Не выучись я на трактористку, давно бы ушла или в город на завод, или на фронт… не пускают. В городе трудятся и днем, и ночью. Как-то и мы должны помочь этим людям. Давайте привезем детей. Пусть у нас живут, пока война. В Цахкоме в каждом доме корова, а в городе хлеб дают по карточкам…
Собравшиеся заговорили без оглядки на старших, Дзаге не остановил их, не удивился и Тасо, против обыкновения не вмешался!
Вперед шагнула Дунетхан, протянула руку к Дзаге.