Набат
Шрифт:
В ответ Асланбек хмыкнул носом, и это еще сильнее распалило одессита.
— Унизил. Так подло. Перед кем? Она девчонка.
— У нас в ауле живет девушка по имени Залина…
Появился взводный, придирчиво оглядел красноармейцев, видимо, остался доволен, потому что не сделал замечаний, подал команду:
— Взвод, на-пра-во! На пле-чо! Шагом арш!
Занимались за поселком, утопая по колено в снегу, с криком «ура» наступали на «противника», окопавшегося на опушке леса, отбивали «контратаки»,
Потом, раскрасневшиеся, расстегнув шинели, дымили махоркой, слушая разбор «боя». Лейтенант назвал имена бойцов, отставших при «наступлении», и тем самым ослабивших натиск на «врага». Вместо того, чтобы стремительно проскочить «простреливаемую» неприятелем зону, они зарывались головой в снег. Если они так поступят в бою, то их легко поразит пуля, и они своей смертью сорвут наступление роты, батальона, а это повлияет на замысел командира полка. Поэтому в момент наступления никто не имеет права погибать, отставать… Вперед и только вперед!
Одессит слушал лейтенанта с горечью. Не везет ему. В прошлый раз, на марше, ночью, угодил в воду. Сегодня бежал по глубокому снегу, старался изо всех сил, опередил других, а заслужил замечание командира: нельзя отрываться без надобности от взвода.
Асланбек нашел взглядом друга, моргнул ему. Нелегко приходится Яшке. Чуть что — наряд. Стоит ему не появиться на кухне дня два-три, как повара с тревогой спрашивают, не заболел ли?.. Однажды Яша жаловался: «Да разве же дадут заболеть. Куда только подевались мои болезни? Дома от порошков язык вспухал, а здесь…»
В тот день взводный объявил в столовой, что вечером в клубе артисты из Москвы дадут шефский концерт. Над столами прокатился гул одобрения, и с обедом быстро покончили.
По случаю предстоящего концерта красноармейцам разрешили, не выходя из казармы, заняться личными делами. Асланбек сидел у окна и брился.
— Братцы, давайте споем, — предложил бесцельно слонявшийся по казарме Яша. — Гляжу на вас, и сердце плачет.
Но его не поддержали; каждый был занят своим делом. Одессит уселся на нары.
— Меня не поняли. Килька, несчастная плотва, а не люди, сонные овцы, — ругался он нарочито громко.
«Не поймешь его: весело ему или притворяется», — Асланбек провел ладонью по лицу.
Яшкин голос мешал ему сосредоточиться.
— Ходят с опущенными задами, — гудел Яша.
— А может, сгоняем в картишки?
Между тесными нарами появился рослый красноармеец из запасников, зевнул:
— Бывало, дома, зимним вечерком напьешься чайку от пуза и жаришь в дурачка. Все норовил я тещу обыграть… Ох и злилась, аж глаза набухали, как у вареного рака.
Разинув рот, Яша смотрел на него снизу вверх.
— Ай, ай, Петро, и как ты не побоялся бога? — с ласковым укором произнес Яша. — Тещу
— Ага, так и побежала.
— Небось, она рада, что от такого зятя избавилась.
Петро сел рядом с Яшей, ссутулился, закинул ногу на ногу:
— Да я, бывало, гляну ей в затылок и вроде книгу прочитал.
Подошел Асланбек, сел напротив. Не оглядываясь, Яша ударил Петра по колену, о чем-то подумав, вдруг предложил:
— А что, согласен, давай сыграем.
Петро с нескрываемой насмешливостью глянул на одессита:
— С тобой! Ха-ха… Да я тебя в два счета обыграю. Только чур, не обижайся. На, тасуй.
— А почему я? Карты у тебя в руках, а потом я не твоя теща.
Яша поплевал на пальцы:
— Ты в детстве плакал?
— Из меня слезу не выбить и кувалдой.
— Да ну?
— Ей-ей!
— Давай держать пари?
— А зачем? И без спора сейчас будешь на лопатках.
Игроков обступили, с интересом ожидая очередной Яшкиной проделки.
— Братцы, глядите в оба, как бы нам не напороться на старшину, — попросил Петро.
На Яшкиных припухших розовых губах играла загадочная улыбка. Усики тонкие, щегольские, а большие черные глаза грустны и оттого кажутся чужими, не Яшкиными.
— Послушай, я с тобой могу играть вслепую, хочешь, перевяжу один глаз? — Яша проворно вытащил из-под подушки полотенце.
Вокруг захохотали, а он тем временем в самом деле перевязал лицо, закрыл полотенцем левый глаз.
— Сдавай, — резко скомандовал одессит. — А если пожелаешь, так и второй глаз закрою.
Петро раздавал карты, сбиваясь, пересчитывая.
— Не желаю, Петро, играй с кем-нибудь.
Яша стянул с головы полотенце.
— Почему?
— Положи карты! — властно потребовал Яша. — Сосчитай.
— Пять, — растерянно произнес Петро. — А где же шестая? Я сдавал. Отогни рукав.
Яша, смеясь, швырнул карты и встал.
Сразу же после ужина Асланбек и Яша направились в клуб. По дороге одессит беспокойно озирался, явно кого-то высматривая, а у входа неожиданно прильнул к Асланбеку.
— Кончится концерт, не уходи, жди меня здесь. Ясно?
Выпалил и тут же исчез, а Асланбеку ничего другого не оставалось, как войти в клуб.
В зале с низким потолком было холодно. Над сценой тускло горела лампочка. Бойцы сидели в проходах, на подоконниках. Асланбек втиснулся, ругая про себя Яшу, из-за которого не успел занять место. Зрителей все прибавлялось, каждый, стремился протолкнуться, умоляя чуточку потесниться.
Из-за плюшевого занавеса появился артист, взорвались аплодисменты. Он долго раскланивался во все стороны, то и дело поправляя большую черную бабочку на тонкой шее. Наконец произнес простуженным голосом: