Начало
Шрифт:
— Хватит курами мериться! — прикрикнул я на обоих сразу. — Как мамки и папки всё это приняли, что вам сказали?
— У меня просто. Сказали, мол, не ожидали от меня такого, и что теперь я, как бурьян у дороги, расту и учусь под собственную ответственность. И главное не то, что на меня рукой махнули, а то, что махать этой рукой с ремнём в кулачке перестали, — беззаботно и почти празднично доложил третий.
— Мои наоборот. Обещали взяться за меня как следует. Чтобы не только во второй раз не остался в третьем классе, а, вообще, за один год всё выучил и сдал за третий и четвёртый класс разом. Экстерном, во. Только я пообещал
— Ничего у них не выйдет. Миры разницу промеж собой сотрут, и всё станет, как у людей. То есть, у остальных. В общем, всё будет хорошо, — попытался я успокоить первых пострадавших от мирового уравнивания. — Теперь пошли в сарай. Там старикан-таракан речь держать будет, как председатель колхоза перед колхозниками. Потому как кое-что намечается на осень, но он сам обо всём расскажет. Не только у нас беды да победы, и у простых людей происшествия случается.
Мы дружно поднялись с травы сквера на улице Ефремова в третьем мире, известного мне по имени Даланий, и пошагали. Почему-то только в этом мире я чувствовал себя спокойно, поэтому назначил встречу в сквере, открытом всем армавирским ветрам.
После увиденного в доме третьего, я был уверен, что Даланий никогда посредников не подведёт, всегда сокроет от чужих глаз, а если понадобится, дуновениями о чём нужно предупредит.
«Жаль Павла сюда не затащить», — подумалось мне по дороге в дедовский сарай на наш первый большой сбор.
* * *
Когда все собрались и заперли оба лаза, мигом расслабились и принялись шпынять второгодников, расспрашивать друг дружку о новостях или просто дурачиться. На просьбы вести себя спокойно, никто не реагировал, и получалась полная неразбериха, как в сарае, так и в головах. Никто не знал, о чём собирается говорить дед, да и всем это было неинтересно.
Только я стоял и смотрел на друзей, ставших такими разными, хоть и считалось, что миры вот-вот сравняются окончательно, и между нами пропадёт любая, даже мизерная разница.
«Ох, не скоро ещё, — вздохнул я и, махнув рукой на попытки утихомирить оболтусов, решил сам сходить за дедом. — Его-то вы в раз послушаетесь. А он вас сегодня удивит. Ещё как, удивит».
Я вышел, напоследок предупредив банду-команду:
— Я за праотцом, а вы готовьтесь к плохим новостям.
Хоть и сказал я это скорее сам себе, но слова мои вмиг остудили горячие головы. Мгновенно всё затихло. «О чём он? Что за дела?» — слышал я, удаляясь от сарая.
Дед сам уже взлетел с Америки и, как тяжёлый бомбардировщик ковылял по двору, размахивая поломанными руками-крыльями, в одном из которых застряла его любимая палка.
— Что так смирно? Чума их взяла, что ли? — спросил он, не останавливаясь.
— Чумка. Таких кобельков только чумка с ног свалит, — выговорил я новое слово, пришедшее ко мне с болезнью любимицы Куклы.
— Чумкой таких нипочём не взять. Сейчас их укропчиком попотчую. Сейчас, родимых, — что-то придумал дед и косолапил дальше.
— Здорова, середнячки. Поздравляю с усреднением окончательным и бесповоротным. То, о чём так мечтали наши миры, случилось-получилось, — громогласно выдал дед вступительное слово и приземлился на табурет.
— Почему середнячки, а не посредники? — возмутился одиннадцатый.
—
Понятно почему, или подробнее объяснить? Все теперь одновременные третьеклассники? Все. Что там у нас дальше?..
Ах, да. Продолжая тему изъятия слов, повествую далее. Слово «укроп» приобрело крайне бранную окраску и также изымается из обращения.
— Да ну, — возмутились бывшие посредники.
— Коромысло гну! — рявкнул Павел на всех разом и продолжил. — Что с вами творится? Подросли и начали лаяться, аки сапожники. Куда ни сунься, везде один укроп слыхать. «Укроп его знает», «что-то мне укропно», «пошёл в укроп», «обукропился», «укропина какая-то». Продолжать?
Все засмеялись, сообразив, что имел в виду старый острослов, а тот сидел на табурете с довольной миной и обводил собрание забористым взглядом. Казалось, совсем не собирался разговаривать серьёзно, но я-то понимал, что это всё сладкие присказки, а горькие сказки он приготовил на закуску.
— А сейчас начнём новый учебный год. И начнём с повторения прошлогоднего, а разом с этим поработаем над ошибками.
Кто вспомнит о ругательствах, о коих вы напрочь забыли? Никто. И понятное дело. Все решили, если миры идут навстречу и закрывают людям на вас глаза, на кой ляд эти словечки. Неправильно так. А вдруг, что из ряда вон? Миру тогда и дела до вас нет. У него и без вас всё свербит да чешется, а тут вы со своим «прикрой нас». А если вам дело делать срочное, что тогда? Лапки кверху и пусть укроп за вас разбирается? Ан нет. Будьте добры в боевой готовности быть, как трёхлинейка в смазке. Хоть триста лет в обед, а стрельнёт, мало не покажется.
«Подбирается к сути», — догадался я, а дед продолжил.
— Все усвоили? А все сподобились научиться глаза отводить? Старшой, — обратился дедуля ко мне, а я и не знал, что ответить.
— А… А я запланировал футбол в школьном дворе, чтобы в полном составе, — вдруг, вспомнилось мне. — Все будут сокрыты. И на себе прочувствуют, ежели до сих пор сомневаются в такой мирной силище.
— Это дело. Одобряю. Но про сигналы тоже помните. Если какая заварушка, вы к ней на изготовку. И без всяких несерьёзностей. Ухи откручу собственными отвёртками, — прикрикнул Павел и продемонстрировал изуродованные пальцы.
Никто над стариковскими руками смеяться не посмел, и он продолжил речь председателя.
— Вопрос. Если вы бежите спасать кого-нибудь всей гурьбою, я про четвёрки сейчас, то, кто вы такие, ежели спасаете мальчонку, к примеру? — спросил дед и, выждав паузу, продолжил. — Братья его. А если тётку или дядьку, в отцы вам пригодных?
— Дети мы ихние, — хором, как в первом классе, ответили мы, сообразив, о чём толкует наставник.
— А если деда старого, но душой молодого, значит, внуки вы. Как есть внуки. А вот бабок у нас пруд пруди, так что спасать их нет надобности, — схохмил Павел, и мы дружно рассмеялись. — А ежели, вдруг, ваше ухо на улице поймал милиционер, что ему волшебное сказать надобно, чтобы он кулачок ослабил? — прищурил дед забористый «прицел» так, что от глаз остались одни щёлочки.