Начиналась жизнь

Сито Файвл Соломонович

Пашка опять качнул головой, и яблоко покатилось по полу.

В самый трагический момент публика начала хохотать. Вильгельм Телль в третий раз положил яблоко на голову мальчика и, увидя, что оно снова скатывается, выстрелил в воздух. Шумовой оркестр заиграл марш.

ПЕРВАЯ ПОЛУЧКА

На следующий день выпал первый снег. Вечером Шраге сидел у окна, и ему казалось, что на землю падают белые коконы. Он был очень доволен

вчерашним выступлением Бэрла. Мальчик сказал, что революция воспитала их, и Шраге радовало, что он понял это.

Снег мягко стлался по замерзшим тротуарам. Заведующий получил распоряжение из губоно перевести младших детей в детгородок, а старших послать на работу. Его же самого назначали в другой город. Мысль о том, что он должен вскоре расстаться с детьми, лишала его покоя. Это была его семья. Дети были привязаны к нему. Он относился к ним как к родным. Он полюбил Бэрла. С первых же дней он угадал в мальчике хорошие задатки, которые должны были развиться. Перед Бэрлом расстилался ровный путь.

Да, дети стоят на верной дороге.

Нет оснований опасаться рецидивов. Он в этом вполне убежден. Вот Бэйлка — она только здесь сформировалась в хорошего человека. Кем могла бы она стать в руках побирушки? Неожиданно ему вспомнилась сцена, когда женщина сорвала шапку с головы мальчика и с отчаянием крикнула: «Ведь у меня ребенок погибает». Мелькнула перед глазами голова, покрытая корой струпьев… А сейчас Гера учится в музыкальном техникуме, и вскоре Шраге предстоит радость слушать концерт своего воспитанника.

Снег падал на котиковые воротники, на лисьи горжетки, на серые кепи… На улице было людно.

В Шраге заговорило подлинное отцовское чувство. Он не мог представить себе, как расстанется со своими детьми. Будет очень тоскливо без них. Он не первый год учительствует, но никогда еще не была так тяжела разлука с питомцами, как в этот раз.

Вслед за первым редким снегом подул резкий северный ветер, залепивший окна тонкой морозной пленкой. Потом снег повалил гуще, холмами громоздился на крышах. Высокий каштан под окном дрожал от холода.

Полночь. Заведующий детдомом все еще сидит на любимом месте, у запушенного снегом окна. Ночь тиха, мороз окутал детдом белой мглой.

Все спит. Учитель мысленно перелистывает страницы истории детского дома. Что ждет ребят?

Кузнецов обещал ему устроить пятнадцать парней у себя на ткацкой фабрике. Левман сказал, что поможет ему в этом. Девушек тоже обещали устроить. И вот перед Шраге веселой птицей порхает надежда. Веки его слипаются. Через несколько часов крепкий морозный рассвет постучится в окно.

…Когда старших мальчиков приняли на фабрику, они начали зазнаваться. Особенно Бэрл. Он нарочно не умывался после работы и являлся

домой грязным.

Показывая черные руки, хвастался:

— Вот смотрите. Пролетариат!..

Гинде Мурованой было приятно видеть, как мальчики возвращались с работы с натруженными руками, с серьезными лицами. Жаль было, что девочки еще не работали. Сами девочки очень тяготились этим и неоднократно приставали с вопросами:

— Товарищ Мурованая, когда же и мы начнем работать?

Она даже в партийный комитет обращалась по этому поводу. Юдка Грак бегал в комитет комсомола. Всюду обещали. Приходилось терпеливо ждать.

Четверо ребят — Бэрл, Айзик, Фишка и Ицик Соловей — только что получили первые заработанные деньги и отправились погулять. У каждой витрины останавливались. Перед ними проплывали дразнящие, соблазнительные вещи: ветчина, вино, модные кепи. Бэрлу вспомнилось, как однажды он, проходя с Пашкой по улице, все хотел выбить витрину и выкрасть оттуда съестное. Теперь у него было другое желание: если бы деньги, он закупил бы все это, отнес в детдом и устроил настоящий пир. Он обратился к мальчикам:

— Давайте взбрызнем получку?

— Взбрызнем!

Все четверо вынули новенькие, хрустящие бумажки. Они любовались ими, как мать своим первенцем. Все вошли в магазин.

Бэрл подошел к стойке и обратился к продавцу:

— Водка есть у вас?

— Есть, только в целых бутылках.

— Что ж, значит, возьмем целую? — спросил Бэрл у товарищей.

Горлышко бутылки выглядывало из кармана Бэрла, когда он вышел на улицу. Карманы Фишки промокли от соленых огурцов.

Мальчики зашли в пивную.

Гармошка наигрывала чувствительные романсы. Бэрл наливал рюмку за рюмкой.

— Выпьем за нашу работу!

Ребята скоро захмелели. Бэрлу казалось, что прилавок опрокинулся вверх дном. Гармонист сидел на потолке. Густой табачный дым застилал окно.

Все четверо вернулись домой поздно, вдрызг пьяные, и принялись колотить в дверь.

Шраге вышел на стук. С минуту постоял, прислушиваясь. Грязная ругань падала в ночную темень, точно тяжелые камни. Он резко распахнул дверь. Все четверо застыли. Шраге стоял молча.

На следующий день Шраге созвал экстренное собрание. Четверо обвиняемых сидели на одной скамье. Заведующий нахмурил широкий лоб и грустно сказал:

— Я должен сообщить собранию невеселую весть. — Он с минуту подумал, как бы сильнее квалифицировать поступок четырех. — Четверо наших воспитанников наложили грязное клеймо на наш детский дом. Эти четверо — Бэрл, Фишка, Айзик и Ицик, — получив первую зарплату, напились, как последние хулиганы. Собрание должно реагировать на это. Собрание должно стереть позорное пятно: оно ложится на каждого из нас.