Над бездной
Шрифт:
— Узнавай.
— Будет хуже. Это желание, если не исполнится скоро, перейдет у меня, как всегда, в страстную манию: я до сих пор не знала преград к исполнению моих прихотей; это первое нельзя на моем жизненном пути. Ты говоришь, что он не злодей. Отчего же ты не хочешь моего счастья? Никто мне не понравился, никто не мог растопить мое ледяное сердце; оно согрелось лучом великодушия… ты хочешь вместе с моим отцом снова заморозить его… навсегда!.. отпущенница! ты хочешь, чтобы я, дочь рода Семпрониев, умоляла у ног твоих о таких пустяках!..
— Перестань,
— Если ты скажешь, может быть, мое сердце само охладеет. Я теперь воображаю, что это какой-то воскресший троянский герой… мое воображение разыгралось… я увлеклась не личностью, а тайной. Его лицо очаровательно, но не для меня; много таких молодцов я выпроводила от себя с насмешкой; меня увлекла тайна: почему он меня не похитил и почему не открылся?
— Но ты сказала, что любишь его.
— Да, если он того стоит.
— Он достоин твоей любви.
— Пиши!
Росция взяла навощенную дощечку и написала желанное, роковое для Люциллы имя ее избавителя: Квинкций Фламиний.
Опытная во всех житейских делах, сорокалетняя особа не могла сразу узнать, какое впечатление произвело на сердце Люциллы это открытие. Молодая девушка хладнокровно повернула карандаш тупым концом, изгладила написанное и сказала:
— Благодарю. Мой отец не узнает об этом. Я знаю все похождения моего героя из рассказов… о нем много болтают.
Больше ни слова. Ни румянец не заиграл на щеках опытной кокетки, ни глаза ее не засверкали гневом или радостью, ни один мускул не дрогнул.
Росция умела делать то же самое в роковые минуты своей жизни и знала, что никто не прозрит сквозь эту броню окаменевшей наружности. Она не прозрела, восхищена Люцилла или вполне разочарована. Спросить ее она не решилась.
Не предполагая никаких интриг, Семпроний исполнил совет Росции, — отвез Люциллу в деревню к своему другу и уехал в Испанию.
Актриса, не решившая ничего о чувствах Люциллы к ее избавителю после открытия его имени, имела теперь и другой план, не меньше первого приятный ей. Она одинаково, хоть и по разным причинам, любила Фламиния и Сервилия, заклятых врагов, и желала их примирения. Примирить их, по ее мнению, легко могла Люцилла — девушка хитрая, умная, добрая и честная. Если же, против ожиданий, примирения не последует, то будет чья-нибудь свадьба, непременно счастливая, потому что нельзя не полюбить Люциллу и нельзя не поддаться силе ее обаяния. В этом Росция была убеждена.
Глава VI
Люцилла в добровольной ссылке. — Гладиатор Меткая Рука
Люцилла с радостью отправилась в ссылку, как, шутя, называла свое переселение в деревню к Каю Сервилию, потому что надеялась там скорее, чем где-либо, встретить своего избавителя, Фламиния, и узнать, что он за человек и достоин ли ее любви.
Всегда занятая каким-нибудь делом, умственным или ручным, Люцилла не знала, что за ощущение скука, но, тем не менее, житье в деревне ей не полюбилось, потому что она попала в совершенно чуждую ей среду провинциально-солдатского закала.
Люцилла не поняла провинциалов, а они, в свою очередь, не оценили ее достоинств, потому что ничего не смыслили в философии, музыке и других ее любимых науках.
К своему патрону Сервилию Люцилла стала с первого же дня в натянутые, почти враждебные отношения, поставив его на почтенную дистанцию от своей особы, от своих занятий и всего прочего, что до нее касалось.
Взяв с собою десять рабынь, которых называла ундинами, Люцилла скоро исчерпала весь источник беседы с этими умными, смелыми девушками. Рабыни развлеклись игрою в любовь, но их госпоже некого было любить даже в шутку в этом глухом захолустье.
Люцилла в первые недели своего пребывания в Риноцере (так называлось поместье) заметила некоторое изменение своего духа, доселе всегда спокойного и веселого. Настоящей тоски, при которой другие молодые особы плачут или целые дни зевают, валяясь на диванах с заломленными за голову руками, Люцилла не могла ощутить, потому что это было ей не сродно, как и жгучая, ревнивая страсть любви, но она заметила, что ей недостает многого, что прежде составляло ее ежедневную необходимость: недостает ей цирка, театра, религиозных процессий, свадеб, похорон, гостей, пирушек, болтовни и насмешливых споров с поклонниками ее красоты.
Заняв две комнаты в доме Сервилия, одну для себя и другую для рабынь, Люцилла провела между этими апартаментами и остальным жилищем резкую грань по принципу: это твое, а это мое. В силу этого, Сервилий, сразу поняв, что за пава попала в его тенета, не смел нимало вмешиваться в то, что происходило в западной половине второго этажа его дома, несмотря на то, что происходившее там почти каждый день тревожило его.
Люцилла окружила свою личность такою непроницаемой скрытностью, что Сервилий даже не мог решить и того, образована она или полная невежда; красавица не удостаивала его ни разу умной беседой, поняв, что такая беседа поведет только к раздору.
Люцилла жила в деревне изо дня в день однообразно, без всяких развлечений. Этот первый месяц показался ей десятью годами. Она поневоле начала шалить, делая то, что было наиболее неприятно ее патрону. Заметив, что Сервилий иногда гуляет по саду ночью при лунном свете, Люцилла стала украдкой ускользать из дома по ночам, подстерегать добродушного простака в роще и, надев фантастический костюм, пугала его, разыгрывая роль привидения.
У нее развилась, прежде не замечаемая, страсть ко всевозможным гримировкам и маскарадам. Назначив пять рабынь зрительницами, скучающая причудница разыгрывала с другими пятью разные смешные фарсы с пением, музыкой и пляской: нагородив из мебели и одежды род декораций, Люцилла перекрашивала свои белокурые волосы в черный цвет сажею, а черноволосых рабынь превращала в седых посредством муки, и дурачилась таким образом по нескольку часов сряду.