Над бездной

Шаховская Людмила Дмитриевна

Но Марция хочет жизни…

Засов двери в ее комнату проскрипел, дверь отворилась, и вошел Лициний, облаченный во все знаки своего верховного сана. Увидев Великого Понтифекса, Марция бросилась к его ногам, с рыданьем умоляя о пощаде и клятвенно уверяя снова в своей невинности.

— Во внимание к трудам твоего отца на пользу государства, оказываю тебе, Марция, снисхождение, единственно возможное в этом случае, — сказал Лициний, — моей властью я избавляю тебя от публичного сечения розгами и погребения за Капенскими воротами.

Его речь звучала

торжественно и мрачно; он говорил, как бы; отчеканивая каждое слово. Обратившись к своим четырем помощникам, стоявшим у двери со светильниками, Лициний сказал:

— Распорядитесь всем, что нужно для спасения чести весталки!

Двое из этих понтификов внесли в комнату светильники и поставили на стол; другие двое внесли, поставили среди комнаты и открыли тесный, деревянный гроб, обитый внутри мягкими, пуховыми подушками.

Все четверо остановились в ожидании дальнейших приказаний.

Увидев эти ужасные, таинственные приготовления и поняв их смысл, Марция еще сильнее зарыдала, обняв колена Великого Понтифекса и произнося бессвязные слова последней тщетной мольбы к неумолимому судье.

— Исполните ваш долг! — сказал Лициний понтификам; его голос прозвучал мрачно и глухо, почти шепотом.

Марция была близка к потере сознания; уцепившись обеими руками за одежду жреца, она рыдала и лепетала свои мольбы и уверения.

Понтифики медленно, точно совершая жертвоприношение, приступили к осужденной, разжали ее пальцы, судорожно стиснувшие одежду Лициния, подняли ее, уложили в гроб, расправили ее платье, руки, ноги и волосы и осторожно накрыли тяжелою крышкой, обитой с внутренней стороны, как и весь гроб, такими же мягкими, пуховыми подушками, которые плотно прилегли к лицу и всему телу несчастной жертвы, не могшей после этого пошевелиться в предсмертных конвульсиях.

Четыре засова крышки проскрипели, заглушив последнее рыдание и последний вздох Марции.

Лициний сел на кресло около гроба и спокойно стал глядеть на часы в полном убеждении, что поступил не только справедливо, но даже очень милостиво относительно весталки, уличенной в нарушении обета.

Марции еще не было 25 лет; она не успела составить завещание, откладывая это со дня на день, надеясь на долгую жизнь.

В голове Лициния невольно пробежал эгоистический вопрос какая сумма останется в пользу храма после этой богатой девушки?

Полчаса истекло.

В комнате царила мертвая тишина, прерываемая только шепотом угрюмого старика, молившегося Прозерпине и Весте за душу казненной.

Точно статуи, неподвижно стояли понтифики в отдалении у стены.

— Распорядитесь, как следует, телом казненной! — приказал Лициний.

Отомкнув засовы гробовой крышки, понтифики сняли ее прочь, вынули умершую девушку и положили на ее постель; потом безмолвно подняли с пола ужасное орудие казни и удалились с ним из комнаты.

Лициний подошел к телу Марции со светильником в руке и остался доволен тем, что его помощники не допустили казненную исцарапать руками лицо или грудь в борьбе за жизнь и конвульсиях смерти:

ее руки были расправлены по бокам при опускании крышки в минуту казни.

Осмотрев положение казненной, Лициний снова спокойно сел и стал молиться.

Чрез несколько времени в комнату вошла старшая весталка в сопровождении дев.

— Марция-Аврелиана, нарушившая свой обет, кончила жизнь, — сказал Лициний, встав с кресла, — помолитесь подземным богам за ее душу!.. да послужит ее смерть уроком вам, юные жрицы великой богини!

Весталки поклонились своему начальнику, не сказав ничего, и вышли.

Вместо них явились женщины, умевшие приготовлять покойников к погребению; они принесли ванну, горячую воду, благовонное масло и полотно.

— Эта дева отозвана от мира живых, — сказал им Лициний, указывая на Марцию, — исполните ваш долг над ее телом!

Он вышел.

Женщины раздели тело казненной, положили в горячую воду и размягчили в ней суставы, уже окоченевшие, потом, вынувши, положили опять на ложе и долго растирали душистым маслом.

Наконец они одели покойницу в ее лучшее платье, причесали ей волосы и накололи на голову жреческое покрывало, перетянув чело повязкой из белых лент с длинными концами.

Положив тело на другое ложе, покрытое дорогим покрывалом, они его вынесли в атриум квартиры, поставили среди комнаты, завесили окна и зажгли светильники и курильницы.

Никакого следа насильственной смерти не осталось на теле казненной; лик ее был бледен, как мраморное изваяние; Марция казалась спящей глубоким, спокойным сном; искусные женщины сумели уничтожить в ее лице даже выражение строгости и гордости, присущее ей при жизни; казалось, что вот заиграет сейчас улыбка на ее устах.

Лициний, взглянув еще раз на покойницу и убедившись, что все исполнено, как следует, послал извещение о ее смерти в дом родителей.

С громкими криками отчаяния вбежала Цецилия, уже вполне утешенная мужем, собравшим все доказательства невинности ее дочери, успокоенная уверенностью в благополучном результате суда… все рушилось!.. несчастная мать упала на тело дочери, разрывая свое платье и терзая волосы; понтифики с трудом удержали ее, чтоб она не сорвала покойницу на пол. Она кричала диким голосом: — Лициний, Лициний, зачем ты это сделал?!

Обморок прекратил раздирающие душу вопли Цецилии; ее вынесли без чувств и отправили на носилках домой; с ней сделалась горячка.

Марция, посредством тайной казни, была сочтена за подозреваемую, но не осужденную деву, еще имевшую право на всю пышность почетного погребения. Отец схоронил ее в своем фамильном склепе со всею торжественностью, приличною ее богатству и знатности.

Несчастная Цецилия, оправившись от болезни, почти каждый день приходила в роскошную залу-колумбарий, устроенную внутри склепа, ложилась на кушетку против урны с пеплом Марции и проливала слезы, прося Росцию декламировать ей «Плач Гекубы над могилой Поликсены» и другое в этом роде. Не долго ходила она и плакала… разрыв сердца соединил ее с дочерью.