Над бездной
Шрифт:
Эта мечта состояла в опасении, что певец есть бестелесный дух, принявший образ прекрасного юноши; дух, посланный Люциллой для его спасения и мести за нее; дух, который скоро исчезнет, покинув своего смертного друга.
Он — дух; оттого он и могуществен над Семпронием; оттого все является, что бы он ни пожелал; оттого художник чувствует всегда странный, сладостный трепет, когда он держит его руку в своей. Это он, таинственный певец-дух, изменил наружность художника, хоть и не сознается в этом; он очаровал и подчинил своей власти
А Лида? а дочь певца? — художник забыл о них.
Глава XXVII
Неудачи злодея
Точно громом были поражены Катилина и все заговорщики: народ выбрал в консулы Антония и Цицерона.
Опомнившись от этого потрясения, злодей снова принялся за свое дело. В разных местах Италии ловкие агенты покупали для него оружие и прятали в надежных местах. Одним из таких помощников был старый, промотавшийся Кай-Фламиний Фламма, поселившийся в своем этрусском поместье; в его доме был склад оружия и провианта.
Ободрив упавший дух своих клевретов потоками блестящих фраз, пересыпанных «свободой», «всеобщим благом», «равенством» и т. п., Катилина послал на север, в селение Фезулы, храброго и бессовестного Манлия с несколькими тысячами всякого продажного, бездомного сброда. Оставшимся в Риме он каждому дал свое назначение. Все женщины, причастные заговору, были разделены на обольстительниц, выманивающих деньги, привлекающих неопытных в шайку и зазывающих в глушь для погибели от удара кинжалом.
Орестилла, фаворитка Катилины, давала только все свои громадные доходы в его полное распоряжение, но совсем отстранилась от иного участия; ленивый характер располагал ее больше к театру, цирку, болтовне, еде и танцам, нежели к опасной роли заговорщицы.
Начальницей женщин сделалась Семпрония. Тут Катилина вполне понял, какую подругу имел он в ней. Ее энергия превышала все его ожидания. Мужчины дивились и завидовали ее силам. Не зная ни днем, ни ночью покоя, она и в своем виде, и переодетая успевала быть везде, где надо было обольщать красотой, умом, даром слова или деньгами. Совесть, женский стыд, целомудрие, жалость, — для нее не существовали.
Видя подле себя такую помощницу, Катилина торжествовал опять, обольщенный радужной мечтой сделаться консулом в следующем году, не зная, что творится в Риме тайно от него.
Против злодея стоял непоколебимый и неуязвимый Цицерон, тайно охраняемый, куда бы он ни шел.
Против Семпронии стояла Теренция во главе благонамеренных женщин. Тщетно пятнали злодеи ее честь и честь ее дочери всевозможной клеветой.
Чета супругов стояла мощным оплотом Рима, любимая всеми истинными патриотами.
Цицерон ловко поладил с Антонием, предложив ему уехать в богатую и веселую Македонию. Падкий до наживы, слабохарактерный расточитель, не задумавшись, нарушил
Это был большой удар злодею.
Катилина кипел гневом, но скрыл горькую печаль и гремел на тайных сходках речами, полными самоуверенности и надежд.
В сущности, он имел из всей шайки только двух надежных слуг, — Семпронию и Манлия; остальные же, как увидим, никуда не годились. Фульвия, надеясь получить прощение себе и пощаду Курию, верно и усердно служила Сенату, передавая все, что несчастный полусумасшедший высказывал ей. И пароли, и речи, и места будущих сходок, — все было известно Цицерону.
Чего не могла разведать Фульвия, то удавалось другим агентам и агенткам.
В Испании поразил Катилину удар другого сорта: претор Пизон, готовый возмутить все тамошнее войско, был, неизвестно кем, убит; его заменили другим претором, не замешанным в заговор.
Помпей все еще был на Востоке, в Сирии и Египте; но он одерживал победу за победой, и его возвращение было близко, а с ним и гибель Катилины, если он не успеет привести в исполнение свои замыслы прежде, чем победоносный герой увидит родину.
Удар за ударом разражался над головой злодея, над этою мертвой головой с бледным лицом, лишенным всякого выражения чувства, лучшего, чем гнев, кровожадность и другие пороки; удар за ударом разражался над его богатырской грудью, в которой билось сердце, окаменевшее к любви и жалости, не любившее даже в Орестилле ничего, кроме ее денег. Но злодей еще бодро нес свою голову, величаво расхаживая по форуму и смело заседая в Сенате; ему казалось, что стоит ему надеть тогу консула, и — нет преград для его власти и беспощадного деспотизма над обманутым народом.
Год прошел. Наступил день новых выборов.
Точно два враждебных войска заняли. все Марсово Поле. Но это были странные противники, — не разделенные, а перемешанные между собой, не знающие, враг или друг стоит рядом.
Бандиты и купцы, хорошо вооруженные, вмешались в толпу заговорщиков, зная все их пароли и знаки. Когда, в благоприятную минуту, Катилина подал знак убить Цицерона, произошло недоумение, никто ничего не понял и не исполнил, потому что тайные слуги Цицерона сбили с толка заговорщиков. Цицерон и Антоний выбраны снова; Катилина в гневе удалился.
Для злодея настало время действовать явно, или отказаться от мечты, которую он лелеял больше 20 лет.
Собрав ночью в доме Порция Лекки своих приближенных, он горько пенял им за эту неудачу. В длинной речи выговаривал он им за трусость, медленность и недогадливость.
Страх объял всех.
— Погубите Цицерона! — вскричал Катилина, — или мы погибнем!
Все уверяли его в своем усердии и верности.
— Завтра же Цицерон будет убит! — вскричал сенатор Варгунтей.
— Увидим! — мрачно ответил Катилина.