Над бездной

Шаховская Людмила Дмитриевна

Напоив друга, певец продолжал: — Встретив это препятствие, старик вздумал не только исполнить последнюю волю своей дочери, восстановить честь зятя, но даже воскресить…

— Ее?!

— О ней я еще не знаю, но старик воспользовался слухами, неизвестно откуда возникшими, или сам давно пустил молву, что Фламиний жив. Не поручусь, что и Люцилла умерла. Может быть, заговорят, что и она жива.

— Чета самозванцев!

— Когда найдутся люди, годные своей наружностью для этого и полюбившиеся старику. Им приказано будет держать себя скромно и молчаливо, будто бы ссылка укротила неукротимых. Они получат наследство, если будут почтительны

к старику.

— Я — Фламиний. Я один имею право на это имя!

— И на блаженную возможность иметь честь находиться в проскрипциях Катилины, быть его пугалом, которое он ищет, чтоб разорвать на куски.

— О друг!

— По этой-то самой причине до сих пор и нет никого желающего назваться зятем Семпрония. Оставь эту роль; она невыгодна. Ты меня уверял, что никогда не пожелаешь расстаться со мной.

— Если ты сам не прогонишь меня.

— Но я уйду навсегда от Семпрония, как только окончу все мои дела с ним. Я выполню все, что клятвенно обещал его дочери, а потом уйду.

Пожалуй, навяжись старику, если он на это согласится, несмотря на твое несходство с его зятем, и живи с его дочерью. Какое мне дело до этого?!

— Жениться на рабыне или актрисе и звать ее именем, милым моему сердцу? — никогда!.. прах Люциллы не будет иметь покоя от гнева в своей холодной могиле, на дне морском!

— Зови ее Люциллой и заседай в сенате рядом с Фабием, Аврелием и другими именитыми гражданами, которые будут свысока посматривать на возвращенного ссыльного. Сиди там рядом с Катилиной и Лентулом, покуда их не выгнали.

— Переселение душ!.. я — Фламиний.

— Я тебе не верю, но не хочу ссориться с тобой из-за этого.

— Я — злодей, изменник, расточитель, профанатор священного обряда, но наказание, постигшее меня, превышает мои преступления. Я не мог знать, что Люцилла до такой степени любит меня, что не переживет моей измены; я хотел похитить Аврелию, чтоб откупиться у Катилины от брака с Ланассой; я оскорбил богов, потому что, как вся молодежь, видел в обрядах одну комедию. Я был тогда очень молод и легкомыслен. Я не мог предвидеть, что выйдет из всего этого. Зачем боги не покарали до сих пор злодеев, внушивших мне все это? зачем они оставили в покое Лентула, бывшего десять раз таким оскорбителем святыни, а мою душу переселили в чужое тело?..

— Ты опять волнуешься, опять плачешь… друг, ты хочешь, чтоб я тебя покинул?

— Ни для самой Люциллы я этого не хочу!.. даже Люцилла, настоящая, не самозванка, не разлучила бы меня добровольно с тобой. Но ее нет в живых; Люцилла не разлучит нас.

— Люцилла не разлучит нас, — повторил певец с глубоким вздохом.

— Если мне удастся доказать мои права на мое настоящее имя, то я сделаю тебя моим первым клиентом, никогда с тобою не расстанусь. Я до того тебя полюбил, что не могу жить без тебя.

— Если правда, что ты — душа Фламиния, переселенная в раба, то это не кара, а милость судьбы. Судьба переселила твою душу и заставила ее скитаться по земле в виде раба для того, чтобы дать тебе возможность исправиться вполне от всего, что было дурного в твоем характере, очистить все, что пятнало твою совесть. Если б я узнал в тебе сенатора, то если б и не убил тебя, все-таки не сделал бы из тебя художника, потому что мне неловко было бы обращаться с тобою, как с рабом. Ведь ты спокойно жил со мной?

— Даже счастливо.

— Если ты счастлив, на что же тебе знатное имя, высокое звание и гордая жена? я помню хорошо Люциллу; она

умела только насмешничать и повелевать.

— Это правда; ты прав, друг. Когда ты привел меня к Цицерону, мне было дико среди той блестящей обстановки. Не надо, не надо!.. я — Нарцисс; я не хочу прощения, не хочу возвращения моего имени. Ты и свободное искусство художника, — вот все, что мне нужно.

Он задремал. Певец также лег и уснул.

Глава XXVI

Сон художника. — Певец-дух

Скоро тихие стоны и бред художника разбудили певца. Он подошел и взял за руку друга.

— Нарцисс, что с тобой?

— Они… они…

— Кто снился тебе?

— Хотели меня опять заставить клясться… злодеи… в подземелье… кровавая клятва…

— Полно, проснись!

— Защити!.. защити!

— Забудь все это!.. это сон; все прошло, кончилось; террористы не могут тебя знать, не могут преследовать.

— Переселение душ?

— Да, друг мой; судьба спасла тебя.

Он поцеловал друга, сел у изголовья его постели, взял его руку в свою и задремал, прислонясь головой к его подушке, точно на страже у сокровища, самого дорогого его сердцу.

Настал рассвет.

Художник с улыбкой открыл глаза и встретил ласковый взор певца. Их руки все еще покоились одна в другой.

— Твое присутствие, мой добрый гений, навеяло мне сладостные грезы, — сказал художник, — ах, какой дивный сон!.. мне снилось, что ты вел меня за руку, тихо и ласково, как всегда, по лесам и горным ущельям, наигрывая на лютне и напевая вполголоса романсы о верной дружбе и свободе… луна светила на безоблачном небе… звезды сверкали… соловей вторил тебе… Ты вывел меня на морской берег, окруженный дикими утесами. Утренняя заря сменила ночь. Я увидел восход солнца, но это солнце было не светило дня, а она, мой восторг, греза моей юности… ее лицо было светилом, а золотистые, длинные волосы — его лучами. Люцилла возникла из волн и звала меня к себе через море, звала одного меня. Мое сердце рвалось к ней, но я не пошел; я вспомнил, что она умерла, что это только призрак. Она говорила, что прощает и любит меня, поселит в глубине моря, в перламутровом дворце, где ундины будут служить нам вместо рабынь. Я не пошел; я не хотел ее любви в разлуке с тобой. Тогда ты сказал, как вчера: — Люцилла не разлучит нас, — и мы вместе пошли по морю, как по твердой земле… пошли к ней… невыразимое блаженство!

— Мечтатель!

— Я нарисую этот сон на картине: изображу Люциллу, возникающую в. виде солнца при утренней заре из волн морских.

— А я нарисую, как Катуальда дерется с мужем, бьет его распотрошенной рыбой; повесим рядом эти портреты наших возлюбленных в пещере, когда возвратимся отсюда в Пальмату.

— А долго мы тут пробудем?

— Тебе хочется в деревню?

— Уведи меня отсюда, как только покончишь все дела!.. возврати мне, милый друг, тишину грота и леса в ущелье гор!.. там душа моя чувствует полный мир; там ничто не напоминает мне о моих преступлениях. И в пении птичек, и в ропоте волны морской, и в журчанье ручья, и в шелесте листьев от веянья ветра, во всем я там слышу какой-то неземной голос, который уверяет меня, что я прощен Небом, что я загладил мое прошлое, искупил мои грехи… там я могу молиться с чистым сердцем, как в детстве молился на коленах моей бедной матери; там я могу смело глядеть в глаза хоть одному честному человеку, — тебе.