Над пучиной
Шрифт:
– Г. Арданинъ? – вопросительно оглядлъ всхъ князь Аркадій Валерьяновичъ. – Qu'est-се gue c'est?..
– Ахъ! Это сосдъ мой по имнью. Прекрасный, очень богатый и дльный человкъ, – сообщилъ баронъ. – Просите!
– Арданинъ халъ съ нами послднія станціи. Онъ, кажется, изъ деревни, – прибавила его жена.
– Ну да!.. Онъ долженъ мн сообщить кое-что. Баронъ Крамфельдъ всталъ, направляясь къ гостямъ на встрчу, и вс перешли, вслдъ за нимъ, изъ столовой въ гостиную.
Замедлила одна Вра Аркадьевна…
– А!.. Юрій Алексичъ! Очень радъ!..
–
– Князь! Позвольте мн вамъ представить моего добраго сосда… – заговорилъ было баронъ. Но его тотчасъ же прервалъ громкій голосъ, который заставилъ княжну, въ другой комнат, съжиться, будто кто нибудь тронулъ ея болзненный нервъ.
– Да, да, да! Юшу Арданина, князь!.. Позвольте отрекомендовать вамъ моего пріятеля!.. Какъ же! Славный малый!.. Мы съ нимъ подружились за границей. Смотрю, сегодня, вваливается съ багажемъ въ Сверную… Я его сейчасъ: цапъ-царапъ!.. Откуда, говорю, куда?.. Никакихъ! Со мной сегодня пообдаешь и баста!.. Барона, говоритъ, нужно, повидать…
Ну, вотъ и распрекрасно! Захватилъ его – и предоставилъ!
– Очень радъ! – произнесъ князь Ладомирскій, пожимая руку новому знакомцу; но Вра не слыхала отцовскаго голоса за постороннимъ громкимъ смхомъ, который возбуждалъ въ ней желаніе уйти и запереться въ своей комнат.
Она, однако, превозмогла себя и вышла въ гостиную. Она даже – о, плоды воспитанія миссъ Джервисъ! – она заставила себя одинаково спокойно и любезно поклониться обоимъ гостямъ, и надо было быть очень тонкимъ наблюдателемъ, чтобы замтить разницу во взгляд ея и поклон.
Замталъ-ли Арданинъ?.. Очень вроятно. Онъ вообще былъ наблюдателенъ и вещи понималъ тонко… Этимъ объясняется разсянное, почти печальное расположеніе духа, въ которое онъ впалъ въ этотъ самый день, къ вечеру, посл обда, въ саду Сверной гостиницы. Обдъ, за которомъ, по выраженію Звенигородова, «только разв птичьяго молока не было», сошелъ благополучно.
Улучивъ минутку, когда княжна вышла изъ-подъ навса подышать чистымъ воздухомъ въ цвтник, оставивъ всхъ своихъ еще за ликерами, кофе и сигарами, въ застольной бесд съ радушнымъ хозяиномъ, Юрій Алексичъ подошелъ къ ней и тихо сказалъ:
– Я принесъ ваши вещи… Прикажете передать княжн Ладомирской карточки, потерянныя Звенигородовой?
Она вздрогнула, какъ отъ холода.
– Какая вамъ охота? – печально отвтила она. Я вдь просила васъ простить мою глупую ложь и забыть ее!
– Ложь? – повторилъ онъ, не совсмъ весело улыбаясь. Ложь-ли?.. Быть можетъ…
– Что?
– Не знаю… смю-ли я?
– Ахъ, смйте! Мн все равно – раздражительно засмялась она. Что же, быть можетъ, по-вашему?..
– Не по-моему, княжна, а по-вашему…
– Что-жь наконецъ такое?
– Быть можетъ вы тогда, принявъ эту фамилію, не солгали, а только предупредили неизбжное событіе?..
Она нервно разсмялесь и сказала:
– Дайте мои карточки!
Арданинъ передалъ ей платокъ и книжечку. Вра открыла ее, взяла одну изъ своихъ карточекъ и при свт мсяца и газовыхъ
– Вы ничего не отвчаете, княжна?
– Что-жь отвчать мн?.. – еще раздражительне засмялась она. Разв пропть вамъ арію князя Наташ въ опер «Русалка»?.. Замнивъ два слова… «Вотъ видишь-ли, княжны, не вольны мужей себ по сердцу брать»… Ахъ! Боже мой! Что это?.. И я стала забывать приличія?.. – прервала она, грустно разсмявшись на свой чуть слышный напвъ. Видите, Юрій Алексичъ, какъ заразительно дурное общество!.. Тамъ господинъ Звенигородовъ чуть не поетъ круговыхъ псенъ за чашей зелена-вина; а тутъ я начала ему вторить… раньше времени!
Въ голосъ ея слышалось раздраженіе, чуть не слезы.
Арданинъ посмотрлъ на нее внимательне и вс шутливыя рчи, и даже вс эгоистическіе помыслы его разлетлись. Онъ самъ не опомнился, какъ у него сорвалось съ языка:
– Успокойтесь, Господь съ вами!.. Какая вамъ крайность?..
– Какая?! – громче чмъ она хотла, вырвалось и у нея слово прямо изъ наболвшаго сердца. – Бываетъ!.. Не все по цвтамъ да мурав гулять…
Приходится и по терніямъ!.. Впрочемъ, что это я, въ самомъ дл?.. Извините, пожалуйста!.. На меня напала сентиментальность… Сентиментальность или сумасшествіе? Сама не знаю!.. Блажь какая-то…
Она шла быстрыми шагами вдоль дорожки и онъ за ней машинально слдовалъ.
Чувство искренняго горя защемило ему сердце и мысли вихремъ чередовались въ голов. Вдругъ она остановилась и, поднявъ на него свои глубокіе, темные глаза, тихо сказала, прерывая безпрестанно свою нершительную рчь:
– Вотъ, только одно. Мн все равно, что подумаютъ другіе… Но вы, Юрій Алексичъ… съ вами мы какъ-то и сошлись иначе и… вы не такой, какъ вс… какъ большинство. Словомъ, я бы хотла, чтобы вы знали, если… если быть тому, – что, въ тотъ день, когда это имя станетъ моимъ, мн легче было-бы, еслибъ меня самое… еслибъ со мною – вотъ что сдлали!
И она порвала на мелкіе куски свою визитную карточку, бросила клочки себ подъ ноги и, растоптавъ ихъ въ песк, прибавила:
– Въ этотъ день, если онъ когда нибудь настанетъ, – вотъ что случится съ княжной Врой Ладомирской!
И засмявшись, она пошла не оглядываясь къ столу.
– Прошлась по цвтнику, дитя мое? – нжно спросилъ ее отецъ.
– Да! Славный вечеръ.
– Ахъ, я дуракъ! – откровенно заявилъ камеръ– юнкеръ, хлопнувъ себя ладонью по лбу. Вдь у меня же взяты ложи!.. Куда угодно, княжна?.. Въ оперу? Въ русскій театръ?.. Въ циркъ?..
– О, Богъ мой! Никуда!.. Совершенно никуда, кром своего номера въ Лондонскомъ отел. Я еще не опомнилась отъ дороги.
– Ну, какъ-же такъ?.. Помилуйте!.. А я приказалъ, чтобы везд… Опера, говорятъ, не дурна… Не угодно-ли хоть вамъ, баронесса.
– Ахъ, нтъ! Благодарю васъ. Я слишкомъ утомлена! – процдила баронесса и тихо прибавила, обратившись къ одному барону: Это хоть est charmant!..
– Господа! – не унимался Звенигородовъ. Такъ хоть мы, что-ли?.. Махнемте, ваше сіятельство! Баронъ… Пожалуйста!