Надежда Тальконы
Шрифт:
Продолжая сидеть на корточках, Надежда обернулась через плечо, шепнула:
— Альгида, дай платок руки вытереть.
А девочка тем временем убежала к матери.
В храме стояла мертвая тишина.
И вдруг в этой тишине раздался зычный женский голос:
– Вспомните священные слова древнего пророчества. Час пробил!
Надежда невольно поднялась, чтоб лучше видеть, кто же это говорит.
И держала кисти рук на весу, ладонями вперед, боясь испачкать платье.
Это была Шигила, и она тянула в сторону Надежды трясущуюся старческую руку.
Волна шепота прокатилась по толпе. А Шигила продолжала вещать, торжественно цитируя пророчество:
— …
Надежда, недоумевая, обернулась к Алланту, но еще не успела ничего сказать, как перед ней опустился на колени старый священнослужитель, протягивая ей на вытянутых, дрожащих от волнения руках, незажженную чашу храмового светильника.
— Аллант, – чуть слышно, очень раздраженным тоном, прошипела Надежда, вполоборота оглядываясь на мужа, — что еще за цирк мне устраивают?! Ты ничего не говорил мне об этом! Предупреждать надо! Что я должна теперь делать?
Аллант, растерянный не меньше, и даже не пытающийся скрыть своего изумления происходящим, прошептал в ответ, заметно заикаясь, чего за ним обычно не замечалось:
— П-пож-жалуйста, ус-спок-койся и п-по-пыт-тайся заж-жечь с-свет-тиль-ник.
— Как? С ума все, что ли посходили?
— Ус-спокойся. Т-ты же ум-меешь. С р-рук. С-сама. — И замер в тревожном ожидании.
— Идиотизм какой-то! Чего еще выдумали? — Проворчала себе под нос Надежда, так и не дождавшись платка от служанки, застывшей на коленях с приоткрытым ртом. Чуть помедлив, она подняла согнутые в локтях руки до уровня плеч, крутнула кистями, сдвигая рукава. И свела над чашей, заметно дрожащей в руках священнослужителя, сомкнутые в боевую позицию пальцы.
Слабая ниточка разряда, и тут же вспыхнуло высокое голубое пламя в чаше, которую служитель немедленно воздел над головой.
Изумленное:
— Ах! — всей толпы. И народ в храме почти одновременно оказался на коленях.
— Аллант, какого тойса… — прошипела Надежда, оборачиваясь, и замолчала на полуслове, потому что Император Тальконы, пораженно глядя на нее, тоже опускался на колени.
— Ты что? Свихнулся? — чуть слышный раздраженный шепот.
— П-посланница… Т-ты — П-посланница!
— С ума сошел? Еще чего выдумал! Ты же знаешь, любой джанер Даярды сможет проделать то же самое.
– О, Божественная Посланница! — обратился к ней священнослужитель, — уже успевший зажечь от чаши, что держал в руках, другую, и передать ее вперед, в толпу. – Соизвольте зажечь огонь в Чаше Защитницы.
— Ну, Аллант! — с угрозой пообещала Надежда.
Сделать это можно было только одним способом – телекинезом. И Надежда, взяв чашу светильника в руки, поставила ее на правую ладонь. Она подняла руку с чашей и привстала на цыпочки, подаваясь всем корпусом вперед. И сама не заметила, что, если смотреть со стороны, она сейчас, с чашей на ладони, практически повторила позу статуи Защитницы. Уменьшенное до человеческого роста ожившее зеркальное отображение святыни.
Стараясь не качнуть чашу, Надежда отправила светильник на ладонь статуи. И медленно опустила, ставшую неимоверно тяжелой, руку.
Она держалась спокойно и невозмутимо до той самой поры, пока Императорская чета не переступила порог комнаты, скрытой за алтарем. Вот тут-то нервы у Надежды не выдержали, и она набросилась на ни в чем не повинного Алланта.
— Вот что, Ваша Мудрость! Если Вы и в самом деле настолько мудры, как прикидываетесь, то немедленно! Слышите, немедленно! Пойдите сами или пошлете кого-нибудь к народу и объясните, что все происходящее
Никто не стронулся с места. Аллант ошарашено молчал, явно не находя слов для ответа.
Напряженное молчание затягивалось. Но тут вперед вышел тот самый пожилой священнослужитель, что просил зажечь светильник и опустился перед Надеждой на колени.
— О, Божественная Посланница, позвольте Вам объяснить…
Она перебила священника очень усталым, затравленным голосом:
— Пожалуйста, поднимитесь. Не нужно так… — и почти прошептала еще раз: пожалуйста…
Оглянулась, увидела широкую скамью у стены, попятившись, плюхнулась на нее и, откидывая голову назад, чтобы чувствовать затылком прохладную каменную опору, на несколько секунд бессильно закрыла глаза.
Священнослужитель терпеливо выждал, пока она обратит на него внимание.
— Никакой ошибки нет. Божественная Посланница, пожалуйста, попытайтесь вспомнить тот день, давно, когда Шигила гадала Вам, здесь, в храме. Был вечер и шел дождь. Помните? — и пытался уловить положительный ответ в ее глазах.
— Ну? — совсем не дипломатично отозвалась Надежда.
— Помните, КАК ИМЕННО Шигила попрощалась с Вами? Так приветствуют Защитницу в храме. И еще Императора Тальконы. Но никак, пожалуйста, извините, не чужачку! Но и это еще не все. После того как Вы ушли, Шигила отдала мне Ваши деньги. И приказала, чтоб я отдал их беременной женщине с мальчиком, которые утром придут молиться. И они, действительно, пришли на следующее утро. Шигила сказала, чтоб я, по возможности, помогал этой женщине, потому что ребенок, который должен родиться у нее, позволит исполниться моей мечте. У нее родилась девочка. Та самая, что дарила Вам сегодня цветы. А самая заветная мечта у любого священнослужителя — дожить до прихода Посланника. И она свершилась.
— Это лишь совпадение. — Устало отозвалась Надежда.
— Первое, больше чем за тысячу лет. Многие, слишком многие, пытались разными способами доказать, что именно они являются Посланниками, но безуспешно. Много невинной детской крови пролилось, ведь одно время некоторые толковали Пророчество таким образом, что будто бы надо принести в жертву ребенка, чтоб пришел Посланник. А все оказалось совсем не так. И совпали все пункты Пророчества. Все до одного. Даже о Знаке Неба. У Вас, о, Божественная Посланница, (при этих словах Надежда болезненно поморщилась) глаза цвета Неба. И Ваш амулет, который Вы носите с детства — это тоже один из знаков Защитницы. И Ваши украшения — символ принадлежности к Божественной Защитнице. Никто из живущих на Тальконе не осмелился бы надеть такой комплект, чтобы пойти в нем в храм. (вообще-то Альгида предупреждала!) — вспомнила Надежда и вяло спросила:
— И что теперь?
— Вам нужно выйти к народу и сказать все, что Вы хотите сказать своим подданным. Люди ждут Вашего слова, Вашего Благословения.
— А без этого никак нельзя? — голос прозвучал жалобно.
— Они ждут Вас. Пожалуйста.
Надежда тяжело, неохотно, поднялась и пошла вперед. И спиной чувствовала, как все устремились за ней следом.
Оказалось, что никто из присутствующих в храме не посмел подняться с коленей. И множество глаз: ждущих, возбужденно горящих, были устремлены на нее. И тишина стояла такая, что, казалось, неровное биение ее сердца слышно всем, даже в самых последних рядах, у дверей.