Надежда Тальконы
Шрифт:
Альгида у нее за спиной чуть не плакала, не зная, что делать.
— Уйди отсюда! — рыкнула на нее Надежда, — и выброси эту гадость!
Альгида, всхлипнув, выскочила вон.
При одном только воспоминании о рыбе Надежду вновь скрутило. И когда, наконец, желудок успокоился, она еще долго стояла, горстями плеща в лицо желтую, резко пахнущую дезинфекцией воду из-под крана и все не могла заставить себя выйти из санблока. Ей было стыдно. И она ругала сама себя:
— Барышня кисейная! Не размокла бы, наверное, если бы пришлось доехать до люфтера! Причинила людям столько неудобств! Подумаешь, Кадав дома давно
При одном воспоминании о рыбе желудок опять рванулся, было, к горлу. — И как теперь выйти? Позорище!
Когда она, чуть только не сдирая кожу, вытерла рот полотенцем, и, наконец, пересилив себя, медленно вышла в комнату, лица у всех присутствующих были настолько счастливыми, что она в первый момент опешила. — С чего бы это они?
Не то, что есть, даже глядеть на стол она не могла себя заставить. И, бессильно махнув рукой, мол, ешьте сами, побрела в прихожую.
Кадав перехватил ее и, осторожно придерживая за плечи, как тяжелобольную, направил в спальню, где, быстрым жестом, выгнав сестренку, усадил на кровать (больше некуда). Сам присел на корточки у ее ног, смотрел снизу вверх сияющими глазами и улыбался.
— Смешно, да? — чуть не плача, всерьез обиделась Надежда. — Я сама ничего не пойму. Вроде бы и отравиться нечем было… И вы все так сразу и обрадовались! Есть над чем посмеяться… Ну, что, довольны, да?
— Рэлла Надежда, никто не смеялся над Вами.
— А я слепая, значит!
— Рэлла Надежда, — голос Кадава был ласковым, умоляющим. — Мы просто обрадовались…
— Тому, как я опозорилась перед всеми!? — оборвала телохранителя Надежда.
— Ну, нет же! Мама сказала, что так бывает, — Кадав слегка замялся, — у молодых замужних женщин. Когда они ребеночка ждут.
— Какого еще ребеночка?
— Вашего, конечно. Вы уж простите, не мне бы, конечно, объяснять. Но мама Вас стесняется. Она при Вас двух слов не свяжет, наверное. — И попросил, почти умоляя: — Вам бы доктору показаться…
— Какому еще доктору?
— Ну… женскому, конечно.
До Надежды с трудом начало доходить.
Тенистый сад за ажурной оградой, расположенный на границе официального центра Талькдары и начинающихся у порта рабочих кварталов, многие городские женщины знали по рассказам или собственному опыту. Клиника Праки Милреды в рекламе не нуждалась.
Маленькая, немного склонная к полноте, ее хозяйка пользовалась в Талькдаре давно завоеванным авторитетом. Причем не только в кругу состоятельных дам Талькдары.
Если подойти к двухэтажному зданию клиники со стороны порта, то у задней двери почти всегда можно было заметить кучку женщин из рабочих кварталов, которые за вполне умеренную плату могли получить помощь, связанную с женскими проблемами и рождением детей.
Персонал клиники Праки Милреды был приучен не гнушаться любой нищенкой,
Те, кто действительно нуждался в квалифицированной помощи были вынуждены мириться со странностями доктора, тем более, что прием богатых посетительниц велся совершенно в другом месте — на первом этаже небольшого особняка, стоящего в конце тенистой аллеи. На втором этаже Праки Милреда жила. Для удобства посетительниц автостоянка, удобный, весь в зелени, холл с двумя большими аквариумами и уютными креслами, чтобы можно было, если нужно, подождать приема. Очередей здесь не было. Прием обычно расписывался и согласовывался заранее.
Посетительницы встречались самые разные. Вот, только что вышла, волоча за собой за руку, третью сноху единственного сына, вдова владельца крупного торгового центра на юге Талькдары. Властная, очень напористая, старательно молодящаяся полная женщина. С первой женой, не сумевшей подарить наследника, она заставила сына развестись. Вторая тоже не смогла забеременеть. И Праки Милреда начинала подозревать, что вина в том была вовсе не с женской стороны.
Третья жена, взятая младшей супругой, что было сейчас редким случаем, совсем молоденькая, запуганная, но не по годам развитая, с пышной грудью и широкими бедрами, судя по выговору, была деревенской. Она, видимо, старательно подбиралась свекровью именно для рождения драгоценного внука.
И вот, наконец, сегодня, после года напряженного ожидания, Праки Милреда подтвердила наличие беременности. Свекровь осталась довольна. И записала сноху на курс занятий для беременных, здесь же, при клинике. А сама виновница торжества так и не перестала стесняться и вновь густо краснела. Праки Милреда смотрела им вслед. Ей определенно была симпатична эта клиентка. Может быть еще и потому, что младшую жену звали Мелита, и это имя некоторым образом было созвучно с ее собственным.
На стоянку изящно вырулила темно-серая «Сарнетта», незнакомая Милреде машина с тонированными стеклами.
Из нее вышла и быстро направилась к дверям клиники, девушка в светло-кремовом головном уборе и платье такого же цвета с узким синим пояском.
Поравнявшись с Мелитой, она была вынуждена отступить почти на кромку отнюдь не узкой дорожки. Счастливая вдова, продолжая волочь за руку сноху, давать дорогу не собиралась. Тем более, какой-то служанке. Хотя, пожалуй, ей стоило бы это сделать, ибо синий поясок на платье девушки недвусмысленно говорил о том, что она работает во дворце.
Тем временем девушка, тихо постучавшись, переступила порог кабинета.
— Я Вас слушаю.
— Праки Милреда, Рэлла Тальконы поручила мне спросить, не смогли бы Вы ее проконсультировать?
На несколько секунд Милреда замешкалась, потеряв дар речи.
— Рэлла Тальконы! Посланница! — Она опомнилась и засуетилась. — Да, да, конечно, я сейчас соберусь, и мы поедем.
— Праки Милреда, — осторожно улыбаясь, остановила ее девушка. — Не нужно никуда ехать. Рэлла Надежда здесь, в машине.
Милреда заставила себя успокоиться и спросила:
— Вы не могли бы в двух словах объяснить, что именно беспокоит Посланницу. Когда она заболела?