Нам нужна великая Россия
Шрифт:
Из-за низких стальных туч потемнело раньше обычного. Снег усилился, отчего картина становилась ирреальной. Целые кварталы были лишены малейшего света лампы, зато Таврический был освещен вовсю. Кто додумался до этакой замечательной (для правительственных войск) идеи, трудно было сказать. Строевые солдаты, переметнувшиеся на сторону восставших, поминутно на это жаловались.
– На ладони! Мы тут как на ладони!
– Вырви глаз! Этак не увидим, как нас обойдут!
– Вот тут и сцапают! Вот те крест, сцапают! - а это уже рабочие подхватили.
Словом,
– Чей-то затихли! Могет, разбежались?
– с надеждой в голосе произнес запасник.
– А?
– Могет, и так, - отмахнулся рабочий, тот самый, что бубнил "сцапают".
– Вот и я думаю: могет, - не без мечтательности произнес запасник.
Издалека раздался гул моторов.
– Чей-то?
– напрягся запасник.
– Чей-то? Темно, тьфу! Не видеть ни черта!
Звуки моторов усилились. Из сумрака улицы показались несколько грузовых автомобилей. Они неслись на полной скорости к баррикадам.
– Чей-то!
– Огонь! Да стреляйте же по ним!
– взвизгнул кто-то справа.
– Пли!
– а вот этот человек был куда увереннее в своих силах. Только это ему не помогло, никак не помогло.
Грузовик врезался в баррикады, разнеся в щепки стулья и столы, из которых она была сложена на этом участке. Еще некоторое время машина двигалась, подгоняемая силой инерции, а потом резко ударилась в дерево. Колеса крутились-крутились, запахло гарью...
"Уверенный" так и не успел ничего понять: взрыв поглотил его в первые же мгновенья. Как и многих других бойцов, занимавших позиции по соседству. Еще в двух, нет, в трех местах вспыхнули яркие огни. Должно было оказаться еще больше вспышек, но не все заряды сработали. Да и результата правительственные войска ожидали иного, куда более мощного. Но не останавливать же атаку из-за этого!
– Ура! Ура! Ура! В атаку!
– грянуло со стороны Потемкинской.
– Ура!
– раздалось с Кирочной и Шпалерной.
Напуганные взрывами, революционеры во многих местах покинули баррикады, лихорадочно отстреливаясь.
Но многие запасники и нижние чины, успевшие повоевать, рабочие, студенты, оставались на позициях. Они крутили головы во все стороны, не понимая, откуда "кровавый царизм" нанесет удар.
А правительственные войска пошли по всему фронту - пускай узкому донельзя.
Грянул выстрел "двоечки", попавший точно в центр одного из скоплений отступавших. Это посеяло еще большую панику и заставило дрогнуть тех, кто оставался на баррикадах. Потом зарычали пулеметы, принуждая восставших залечь. Тут-то в атаку пошла пехота.
Цепи наступали быстро, прикрывая свое движение винтовочным огнем. Где-то у Кирочной работали "Льюисы", поддержанные со стороны Потемкинской "Гочкисом". Была бы здесь плотность огня, как на фронте! Но патронов отчаянно не хватало, а потому пулеметные очереди были редкими и неуверенными. Надо в темноте патроны беречь!
Огни Таврического сыграли с восставшими злую шутку: лишенная электричества Потемкинская
Тявкнув берданками и трехлинейками, восставшие отхлынули. Они отстреливались из-за деревьев...
Бам!
Цепь легла: из-за дерева бросили гранату, и она взорвалась, убив нескольких юнкеров.
– Вперед!
– тут же среагировал унтер.
– Вперед!!!
Цепь снова пошла в атаку, но замешательство ей дорого стоило: восставшие успели отбежать от баррикад, и теперь рьяно отстреливались.
Грянул винтовочный залп. Ему вторил еще один, уже со стороны восставших. Тут же залпы превратились в отдельные выстрелы.
– В штыки! В штыки, братцы!
– это был уже другой унтер. Тот, прошлый, лежал, скошенный выстрелом берданки. Под Нарочью уцелел, а здесь, дома, пуля нашла...
В штыки не получилось: восставшие снова дрогнули, отступая. Они хотели закрепиться у пруда. Сейчас замерзший, он был укреплен с той стороны мешками, всяким хламом и поваленными деревьями (эти срезать успели, несмотря на протесты кадетов, - быстро прерванные видом винтовок).
Революционеры пятились, пятились, - а затем побежали. По ним снова открыли огонь, но редкий, одиночный.
– Патроны, - только и произнес Столыпин, все это время наблюдавший за ходом битвы с Потемкинской улицы.
И правда: у наступавших осталось два, много, три выстрела на винтовку. Еще несколько лент оставалось на каждый пулемет, но их бы хватило на считанные минуты боя.
– Если бы...
– вздохнул Занкевич, но не стал развивать мысль. Его поглотила картина боя.
Тут же отдавались бесчисленные команды, которые, впрочем, уже были бессмысленны: началась штыковая.
Буквально на плечах отступавших правительственные войска прорвались к самому центру Таврического сада. Несколько шагов, и крик "Ура!". Раздались звуки рукопашной. Обе стороны дрались отчаянно, и наступление правительственных сил остановилось. Бойцы не в силах были двинуться дальше: враг держался, да еще как!
Кое-где восставшие даже отбросили солдат, подкрепленные из дворца резервами (если бы у Столыпина оставались еще резервы!). Казалось, вот-вот, и правительственные силы отхлынут.
Но тут раздались выстрелы, стоны, крики, - это бойцы Кутепова разорвали цепь восставших, и хлынули в образовавшийся прорыв. Восставшие падали на лед пруда, отползали, но все равно оказались под ногами кутеповцев.
– Поднажмем! Поднажмем!
– разнеслось по цепи тех солдат, что наступали от Потемкинской.
Восставшие дрогнули. Первым не выдержал какой-то студент. Он оступился, пытаясь скрыться от удара штыком. Толкнул соседа, они вдвоем повалились на снег. В образовавшуюся брешь ворвался пылкий юнкер, друг того, погибшего. И напором своим расстроил порядки восставших. Рядом с ним тут же занял место второй, третий, - и противник снова дрогнул. Раздались выстрелы - винтовочные и револьверные - те, что напоследок приберегали.