Нам нужна великая Россия

Андреев Николай Юрьевич

Он еще не понял, что теперь сам чиновник.

– Совещание вполне довольно работой Земгора, - кивнул Гучков.

– Это возмутительно! Вот почему мы никогда не были довольны работой Столыпина! Это истинная реакция...
– и продолжилась лекция на тему кровавой реакции.
– А галстуки еще...

– Во-первых. решение о военно-полевых судах было принято самим государем, - глаза Столыпина сузились, - а во-вторых, уважаемая профессура забывает, казнено было втрое меньше террористов, было убито их руками. И бомбами.

–

Не всегда вина их была...
– начал было Маклаков, но под взглядом Столыпина замолчал.

Он-то знал, что почти всегда брали обвиняемого на месте преступления, при наличии всех достаточных улик. Остальных подвергали обычному суду.

– А в чем состояла вина людей, погибших на Аптекарском острове? А в чем были виноваты простые обыватели, случайные прохожие, которым отрывало ноги и руки? В состояла вина людей, выполнявших свой долг в точном соответствии с законодательством?
– от слова к слову голос Столыпина становился громче.

Он мыслями перенесся в главный зал Таврического. Центр и трибуны слева улюлюкают, правые трибуны молчат. И вот...

И вот в разговор вступил регент.

– Милостивые государи, забудем старые обиды! Страна на краю гибели, а вы в столь ответственный момент полагаете себя сидящими на трибунах Думы! В спокойный и тихий год! Или на интервью с журналистом! Помилуйте!

Вид его и вправду был печальным. Залегшие под глазами синяки, взлохмаченные волосы, бегающий взгляд. Он до сих пор не понял, что именно на него свалилось, но начал понимать.

– Наконец, давайте не будем раскачивать лодку, которую мы должны привести к гавани победы!
– вспомнил он одну из фраз, брошенных как-то в Думе в начале войны. Тогда все еще были полны мечтаний...

– Именно! Потому необходимо сразу же, не мешкая, объявить амнистию...
– начал было Маклаков, но осекся.

Столыпин, кажется, весь многолетний запас яростных взглядов исчерпал за эти несколько часов.

– Прежде чем объявлять инициативы, обсуждать их, и так далее, необходимо затребовать стенографистов. После сформируем черновики первого журнала нашего совещания. Не будем переносить в работу Совета министров кружковщину. Надо работать так, как надо, - Столыпин решил выиграть время.

Да и, к тому же, действительности требовалось записать содержание первого совещания.

– А мы разве на заседании?
– удивленно переспросил Львов.

– Именно. Вы как считаете, Михаил Александрович, - Столыпин повернулся к регенту.

Тот, сидевший у самого окна (оно, каким-то чудом, сохранилось нетронутым во время боя), кивнул. Он откровенно засыпал. Казалось бы, откуда усталость! Он отсиделся на одной из квартир, явившись под самый занавес. Уж кому спать, так это Гучкову! Или Шульгину!

Тот вообще кашлял и чихал, не переставая. Гучков, как сидящий к нему ближе всех, постоянно пытался закрыться платком или

хотя бы отвернуться в противоположную сторону. Но в таком случае Шульгин начинал чихать еще громче, словно бы желая "пробить" защиту октябриста.

– Именно. Давайте пока стенографистов подождем, - сказал Михаил в полудреме.

– Ваше Высочество!
– кашлянул Милюков.

– А? Да?
– он приподнялся в кресле.

– Может быть, чаю?
– подсказал Шульгин.

– Да-да-да, просите. А лучше сразу кофе, - кивнул регент.

Столыпин пожал плечами. И где они официантов найдут? Здание хорошо, что целым осталось! Только...

– Пока ищут кофе, я пойду проведать бойцов. Хотя они, получается, зря гибли...
– последние слова он произнес, уже выходя из павильона.

Сердце его сжималось. И зачем, к чему все это было? Те, за кем еще час назад они с боями шли, чтобы изловить - теперь министры?

Солдаты согревались в коридорах первого этажа. Дворец, пусть и небольшой, смог их всех вместить. Благо, не так уж и много людей смогло сюда прорваться. Тем, кому места не хватило, перешли в казармы конногвардейцев. Уж там всем место нашлось.

Некоторые (особенно усатые юнкера, которые так хорошо запомнились Столыпину и так плохо - генералу Хабалову) с замиранием сердца ожидали, что же будет. Иные просто сидели и отдыхали, тихо переговариваясь друг с другом. Слышались стоны раненых: кое-как смогли перевязать их, и теперь ждали медиков. Откуда-то взялись сестры милосердия, но немного. Их сил совершенно не хватало на помощь раненым.

– За врачами уже послали?
– это было первое, что спросил Столыпин у Кутепова.

Тот сам стоял с перебинтованной правой рукой, но держался гордо, ровно и прямо. Но на лице его застыло угрюмое выражение.

– Так точно, - кивнул полковник.
– Петр Аркадьевич, так что же происходит? Совершенно ведь ничего не понятно!

Столыпин огляделся по сторонам. Сейчас на него обратилось несколько сотен пар глаз.

– Нам нужно с глазу на глаз переговорить, - Столыпин перешел на шепот.
– Там и решим, как преподнести случившееся бойцам.

– Понял Вас, - Кутепов кивнул в сторону ближайшей двери.
– Там вполне сможем пообщаться.

– Замечательно, - и Столыпин быстрыми шагами прошел в указанную комнату.

Здесь, похоже, раньше было помещение для журналистов. Сейчас же вокруг были горы битой посуды, ссыпавшаяся с потолка штукатурка и битое стекло. И еще несколько десятков листов бумаги. Некоторые были пустыми, иные - исписанные беглым почерком.

Кутепов здоровой рукой смахнул штука турку со стула, посмотрел недолго, покачал головой и почел за лучшее постоять. Столыпин последовал его примеру, стоило только бросить взгляд на толстый белесый покров сиденья.

– Государь...- Столыпин выдохнул.
– Отрекся.