Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Клеймо убийц упало на них, словно какая-то непонятная сеть или пелена. Гроттер пыталась с нею бороться, вырваться из пут паутины, но, тем не менее, знала, что ничего не сможет сделать.
– Совсем скоро мы выберемся отсюда, - прошептала наконец-то Склепова. – Думаю, осталось не так уж и много.
Таня кивнула. Она не знала, был ли это четвёртый или, может быть, уже пятый день, но, тем не менее, не стремилась узнавать. Надежда, что она всё ещё протянет немного в этой пустыне, оставалась, пусть была уже неимоверно
Гроттер до жути захотелось рассмеяться в глаза тому человеку, который посмеет заявить, что побеждать хорошо.
– Я так устала от песков, - прошептала Склепова. – А с самого начала это даже казалось немного красивым.
– Да.
Гроттер сама не знала, что заставило её кивнуть – наверное, то, что она на самом деле была согласна со Склеповой. Пески были привлекательными – но только если смотреть на них сквозь пелену защитных стен.
Они пытались выбраться, вернуться в лес, но, естественно, сделать это попросту не могли – не оставалось ни единого шанса.
Таня мечтала о том, что однажды станет легче, но каждый раз, когда она закрывала глаза, чтобы уберечь их от ветров пустыни, постоянно появлялось видение с Верой, которая буквально горела в каком-то огне, кричала и без конца тянула к ней свои руки, собираясь разорвать на мелкие кусочки.
Это было очень страшно – Таня предпочитала не вспоминать о том, как горела Попугаева, но, тем не менее, её видения, более красочные, чем реальность, просто не оставляли Гроттер ни на минуту.
– Кто-то идёт! – громко воскликнула Склепова, вскакивая на ноги.
И вправду, Гробыня не ошиблась. Тонкая перепонка, которая разделяла их и другую часть арены, едва заметно полыхнула, натянулась, словно пыталась не пустить кого-то, а после на песок упал незнакомый им юноша.
Гроттер не хотела ему помогать, но, тем не менее, подошла поближе и даже протянула ему руку.
Парень смотрел на неё так, словно Гроттер только что попыталась его убить, а после принялся шарить по карманам, очевидно, в поисках оружия.
– Вы меня не убьёте! – прошипел он. – Не убьёте, не убьёте, проклятые, я выживу, я выиграю, я выживу!
Громкий вопль разрезал холодный ночной воздух пустыни, открывая их местонахождение всем, кто так желал их смерти.
***
Склепова смотрела на Шурасика с ненавистью – он умудрился не замарать руки. Страшно было вспоминать о том, как они пытались пояснить парню, что всё закончилось, что они выиграли и можно чувствовать себя свободным и счастливым – он не стремился прислушиваться к чужим словам.
Для него это всё казалось страшным и отвратительным; он просто отказывался ощущать хотя бы какой-то оттенок реальности.
Сейчас, впрочем, парень просто уснул, словно ничего и не случилось. Он лежал прямо на ледяном песке, не обращая внимания на холод и на полную луну, которая могла
– Никогда не верила в оборотней, - прошептала Таня, глядя на небесное светило. – Их просто не существует.
– Слушай, Провидица, мы вообще выживем? – Склепова посмотрела на Гроттер предельно требовательно.
Таня пожала плечами.
Ей не хотелось рассказывать Гробыне о том, что она вот уже несколько дней не видела совершенно ничего, словно кто-то наконец-то отобрал у неё этот проклятый дар, который столько времени не давал ей покоя.
Гроттер наконец-то могла чувствовать себя свободной и счастливой, но этого не было – и не могло быть.
– Понятия не имею, - выдохнула Таня, опуская голову.
– А даже если я и выживу, дотяну до конца игр, то я понятия не знаю, что буду делать дальше, - она мотнула головой. – От этого только хуже.
– Ну, почему же? Тебе дадут дом, жизнь в столице – делай всё, что хочешь.
…Где-то громко засопел Шурасик, перебивая их разговор, и Склепова посмотрела на него с нескрываемым недовольством. Он разрушал то, что можно было бы хоть отдалённо назвать спокойствием.
Таня предпочитала не обращать на Александра совершенно никакого внимания, вот только у Гробыни так не получалось.
Она то и дело отвлекалась и порывалась убить его, но Гроттер монотонным, неживым голосом повторяла, что на самом деле никого убивать не надо и что они победили. Если же нет… Тогда пусть это сделают некромаги.
Он умудрился не замарать руки; лежал тут, с чистой совестью, между двумя чудовищами, Провидицей и той, которая так желала отомстить. Кровь Гломова теперь была отмыта с её рук, но Ягун…
Гробыня до сих пор помнила холодный, расчётливый удар ножом, и почему-то не могла простить себе то, что сделала. Может быть, не просто так не могла простить – но Таня знала, что на ней тоже есть огромные грехи.
– Я не хочу жить в столице, - прошептала Гроттер, опуская голову. – Я не хочу жить в этой проклятой столице, я хочу всё то, что со мной было, забыть, забыть, забыть! А я не могу, понимаешь?!
– Как ты убивала?
Склепова смотрела на неё равнодушно, словно пыталась просто поддержать, а Таня подумала, что, возможно, были такие вещи, о которых вообще не следует рассказывать, потому что будет только намного хуже.
Тем не менее, она не могла просто так взять и сказать Склеповой, что не желает делиться знаниями или рассказом о собственной жизни – Таня сама не понимала, почему ей так казалось, но, возможно, рассказать было бы намного легче, чем сдерживать себя и позволять ненависти разъедать её.
Ненависти или страху?
– Она сгорела, - сообщила наконец-то Гроттер. – Я упрямо не верила в то, что сама это сделала, я ведь никогда прежде не колдовала, но она просто сгорела, только кости белые остались…