Народные стихи и песни

Якушкин Павел Иванович

3

Про осаду Казани

Ужь вы люди ли, вы люди стародавніе! Молодые молодцы да-воль послушати, Еще я вамъ разскажу про царевый про походъ, Про грозна царя Ивана Васильевича: Онъ подходомъ подходилъ подъ Казань городокъ, А подкопы подкопалъ подъ Казанку подъ рку, Что татары же по городу похаживали, Что грозна царя Ивана Васильевича поддразнивали. Что и тутъ-то нашъ грозенъ царь прикручинился, Онъ повсилъ буйну голову на правое плечо, Утупилъ онъ ясны очи во сыру-мать землю, Онъ веллъ ли государь-царь пушкарей сзывать, Пушкарей созывать зажигальщиковъ, Онъ веллъ сударь скоро казнить, скоро вшати. Не усплъ молодой пушкарь слово вымолвить, Воску яраго свча затеплилася Что и съ порохомъ бочка загорлася, Что побило татаръ сорокъ тысячей и три тысячи. Москва. Плъ цыганъ Антонъ Сергевъ. Записано А. Григорьевымъ.

4

Свадьба Грознаго

Пріутихло-пріуныло море синее, Глядучись-смотрючись со черныхъ кораблей, И со тхъ марсовъ корабельныихъ, И со тхъ трубочекъ подзорныихъ И на т на круты красны бережки. Пріутихли-пріуныли круты красны бережки, Глядючись-смотрючись съ чернихъ жорабіе! И со тхъ марсовъ корабельныихъ И со тхъ трубочекъ подзорныихъ И на т на гори высокія И на т на поля зеленыя. Пріутихли-пріуныли поля зеленыя, Глядючись-смотрючись на государевъ дворъ. Преставляется царица благоврная Молодая Софья дочь Романовна: Въ головахъ сидятъ два царевича, Въ ногахъ сидятъ млады дв царевны. Супротивъ стоитъ самъ Грозенъ царь, Грозный царь Иванъ Васильевичъ, Говоритъ царица таковы рчи: «Ужъ ты слушай царь, послушай-ко, Что я теб царица повыскажу Не-будь ты яръ, будь ты милостивъ До своихъ до младыхъ двухъ царевичевъ, Когда будутъ он во полномъ ум И во твердомъ будутъ разум, Тогда будетъ оборона отъ новыхъ земель. Еще слушай царь, ты послушай-ко: Когда будутъ двицы во полномъ ум, Во полномъ ум, въ твердомъ разум, Ты тогда отдавай двицъ за мухъ. Еще слушай царь, ты послушай-ко: Что я теб царица повыскажу: Не будь ты яръ, будь ты милостивъ До своихъ до князей, до думныхъ бояръ И до того ты до дядюшки любимаго И до своего ты до крестнаго батюшки До того Богдана Сирскаго: И тутъ твоя дума крпкая! Еще слушай, царь, ты послушай-ко: Не будь ты яръ, будь ты милостивъ До своихъ солдатушекъ

служащихъ: И тутъ твоя сила врная! Еще слушай царь, ты послушай-во: И не будь ты яръ, будь ты милостивъ До всего народу православнаго; Еще слушай, царь, ты послушай-ко, Что я теб царица принакажу, Принакажу и повыскажу: Когда я царица преставлюся, Не женись ты, царь, въ проклятой Литв На той ли Марь Темрюковн, А женись ты, царь, въ Каменной Москв, На той Супав Татарскі, Хоша есть у ней мною приданаго Пановей, улановей и злыхъ поганыхъ татаровей, Есть у ней брателко родимое Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ». И тутъ царица просыпалась. Тутъ цариц славу поютъ. Прошло времени три мсяца. Похотлъ сударь Грозенъ царь, Грозный царь Иванъ Васильевичъ, И покатился онъ во ту ли матушку прокляту Литву Покататися и женитися На той на Марь на Темрюковн. Онъ не слушалъ своего крестнаго батюшки И того Богдана Сирскаго. Прізжалъ онъ скоро въ прокляту Литву И бралъ онъ Марью Темрюковну И со тмъ со брателкомъ родимыимъ Кострюкомъ Темрюковичемъ. Отправлялся онъ изъ проклятой Литвы, Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы Равномрныхъ верстъ пятисотныихъ. За сто верстъ становилъ онъ свою силу-армію И сходилъ онъ скоро со добра коня, И бралъ онъ чернильницу вольяискую, И бралъ перо лебединое, И бралъ бумагу листъ гербовыя И писалъ онъ скоро посоленъ листъ И посоленъ листъ на золотъ столъ Своему дядюшк любезному И крестному батюшку Богдану Сирскому: «Дядюшка Богданъ ты мой Сирскій! Стрнь ты меня съ честью и съ радостью И со тмъ птьемъ божьимъ церковныимъ Я со тмъ со звономъ колокольныимъ, Со той пальбой пушечной.» Отправлялся его скорой гонецъ, Скорой гонецъ и скорой посолъ, Не стртитъ его дядюшка любямой За сто верстъ. Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы Равномрныихъ верстъ пятисотныихъ; За двадцать за пять становилъ онъ свою силу-армію Отправлялъ скораго гонца Скора гонца и скора посла, Чтобъ чистить улицы широкіи, Исправить фатеры дворянскія, Гд стоять моей сил-арміи. И приваливалъ онъ во матушку каменную Москву И не стртилъ его любезной дядюшка И тотъ Богданъ Сирскій Не съ птьемъ божьимъ церковныимъ И не съ тмъ звономъ колокольныимъ, Не съ той пальбой пушечной. Зазжалъ сударь Грозенъ царь, Грозный царь Иванъ Васильевичъ, И во ту церковь Божію Принималъ златы внцы И со той Марьей Темрюковной. На той на радости великія Заводилъ онъ почестенъ пиръ На всхъ на князей на думныхъ бояръ, На сильныхъ могучихъ богатырей. Солнышко идетъ къ западу И къ западу идетъ ко закату, А почестенъ пиръ на весело И вс въ пиру пьяны-веселы. Говоритъ ему шуринъ любимой Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ: «Ай ты мой зятюшко любезный! Грозенъ ты царь Иванъ Васильевичъ, Есть ли у васъ въ каменной Москв Борцы-молодцы пріученые, Кабы мн съ ними поборотися.» Требовалъ сударь Грозенъ царь, Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ, Борцей-молодцей не случилося, Только случился Васенька хромоногенькой: На лву онъ ножку припадываетъ По двору прихрамываетъ И по двору государеву придвигается И входитъ въ палаты царскія. И говоритъ Кострюкъ сынъ Темрюковичъ Своему зятелку любезному: «Чортъ у васъ не борцы-молодцы И не пріученые.» Говоритъ Вася Хрононогенькой, «Ай же ты сударь-таки Гроземъ царь! Ежели Богъ пособитъ, Никола поможетъ Кострюка побороть, Изъ платья вонъ его вылупить И по двору его нага спустить.» Говоритъ сударь Грозенъ царь И грозенъ царь Иванъ Васильевичъ: «Ежели бы теб Богъ помогъ И Микола пособилъ Кострюка ообороть Изъ платья вонъ это вылупить И по двору нага спустить — Пятьдесятъ рублей теб жалованья.» На лвую ножку онъ Вася припадывалъ, А правой ножкой подхватывалъ И металъ Кострюка о кирпичной полъ, На брюх его кожа трёснула, На хребт его кожа лопнула. Изъ платья онъ его ногой вылупилъ Не Кострюкъ былъ Темрюковичъ Да и не брателко-то ей былъ родимое: Была поляница удалая. Бралъ царь свою Марью Темрюковну И велъ онъ въ далече чисто поле, Стрлялъ онъ ей въ ретиво сердце Тутъ ей и славу поютъ. Тогда слушалъ онъ своего дядюшку любезнаго И Богдана того Сирскаго И женился онъ въ каменной Москв Въ каменной Москв, на святой Руси. Архангельской губ. Зап. С. В. Максимовъ.

5

Свадьба Грознаго:

(начало то же)

. . . . . . . . . . . . . . . . . Преставляется царица благоврная Молодая Софья дочь Романовна. При смерти она наказываетъ Наказываетъ и допрашиваетъ: «Грозный царь Иванъ Васильевичъ! Будешь ли посл меня женитися Али ты вадёжа-царь будешь холостъ ходить, Холостъ ходить, не женатой слыть. Говоритъ грозный царь Иванъ Васильевичъ: „Я не буду посл тебя женитися Надежа-царь буду холостъ ходить Холостъ ходить, неженатой слыть. Говоритъ царица благоврная: „Ай же ты грозный царь Иванъ Васильевичъ! Не мани меня, не омманывай Будешь посл меня жениться Во той ли матушк проклятой Литв, На той на Марь на Темрюковн. Принесетъ она рубашки красна золота, Не моги надть на двухъ ясныхъ соколовъ, Наднь на двухъ псовъ ядовитыихъ — Увидишь тутъ чудо великое: Затмъ будь добръ да милостивъ До тхъ до двухъ ясныхъ соколовъ, до царевичей Будь ты добръ, будь ты милостивъ До тхъ до слуговъ врныехъ, До того народу христіанскаго.“ Затмъ преставилась царица благоврная Молодая Софья дочь Романовна: Затмъ женился царь въ проклятой Литв На той на Марь на Темрюковн. Принесла она рубашки пасынкамъ красна золота Надли какъ на псовъ ядовитыихъ — Тхъ псовъ разорвало. Затмъ сталъ грозенъ царь Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ Сталъ это дядька спрашивать: „Зачмъ исхудалъ? — «Не могу поляницой удалой владть: руку ногу закинетъ на меня жена — не могу духу перенести.» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Тутъ старуха спуталась и не хотла продолжать дальше. «Стыдно-де, нехорошее такое поется». Такъ и не добился!…) Максимовъ, Арх. губ.

6

О Иван Грозномъ

Прикажи Господи вамъ старину сказать, Старину сказать да стародавную, Стародавную старинушку бывалую: Про того царя Ивана да Васильевича, У того царя Ивана да Васильевича Заводилася бесда тиха, смирная, Собиралися князи, бояре да со всхъ сторонъ Князи бодре да вся поляница удалая. Они пьютъ-то да хлба кушаютъ, Во полу-пир, да хлба рушаютъ, Во полу-пир да прирасхвастались, Иной хвастаетъ: да кони добрые, Другой хвастаетъ да золотой казной, Третій хвастаетъ да молодой женой. А грозенъ царь Иванъ Васильевичъ по палатушк похаживаетъ, «Ужь вы гой еси князи и бояре, „Ужь вы хвастаете небылью, небылицею, „Чмъ же я добрый молодецъ похвастаю? «Я похвастаю, да я измною: „Ужь какъ выведу я измнушку изъ Кіева. „Ужь какъ выведу я измнушку изъ Нова-города, «Ужь я выведу измнушку изъ матушки каменной Москвы!» Т князья бояре да ему рчь говорятъ: «Ужь не вывести измнушки изъ Кіева, „И не вывести измнушки изъ Нова-города „Да изъ матушки, да каменной Москвы, «А тотъ выведетъ ту измнушку, „Это за однимъ съ тобой за столомъ сидитъ да хлба кушаетъ, „Милой сынъ твои едоръ Ивановичъ“. На то грозенъ царь Иванъ Васильевичъ осержается И восходитъ онъ да на красно-крыльцо И кричитъ онъ своимъ зычнымъ голосомъ? Своимъ пилатамъ, да немилостивымъ; И т пилатушки да испужалися По каменной Москв да разбжалися, Одинъ Малюта Скуратовъ да не устрашился. Онъ бжитъ къ нему скоро на очи, Прибжавъ къ нему низко кланялся: „Ужь ты грозенъ царь Иванъ Васильевичъ, «На что ты гори-гаркаешь, на что меня кликъ-кликаешь? „Ужь ты гой еси Малюта Скуратинокъ, „Возьми моего сына милаго за блы руки его, «За блы руки, за златы перстни „И поведи его на то поле на Куликово „Ко той ям да кровавыя, «Къ той доск да къ дубовыя, „Снеси ему да буйну голову „Принеси мн сабельку кровавую“. И онъ взялъ его за блы руки И повелъ его въ чисто поле да въ Куликово. Увидалъ его любезный шуринъ Никита Варламовичъ, Онъ садился на добра коня И посадилъ за себя молодаго клюшника Погналъ на то поле на Куликово И кричитъ онъ зычнымъ голосомъ; „Ужь ты гой еси Малюта Скуратинокъ «Не твой кусъ да не теб и кушати „Ужь ты на-тко да насытися „Моимъ молодымъ ключничкомъ! Онъ взялъ ему клюшничну срубилъ буйну голову И понесъ ту сабельку кровавую Ко тому царю къ Ивану Васильевичу. А у грозна царя Ивана Васильевича И пиръ пошелъ да не навесел Въ барабаны били да не на радости, Не на радостяхъ, да не по старому, Изъ пушекъ палятъ да не по прежнему, А изъ мелкаго оружія да обскается. А у его любимаго шурина Никиты Варламовича У него пиръ-то идетъ да по веселому, Въ барабаны бьютъ да все во старому, А изъ пушекъ палятъ да все по прежнему, А изъ мелкаго оружія утиху нтъ. Посылаетъ въ нему грозенъ царь Иванъ Васильевичъ скорыхъ послалъ: «И приведите мн любезнаго шурина Никиту Варламовича»! И приведи его Никиту Варламовича къ нему на дворъ. «На что же ты меня любезный зятюшка, „Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ требуешь? „Къ чему радошенъ, да къ чему радъ «Мой любезный шуринъ Никита Варламовичъ „Моему-то разв безвременьицу? „У меня одна были жемчюжина и та скатилася «И пиръ у тебя идетъ по веселому, „Въ барабаны у та бьютъ да все по старому, „Изъ пушекъ-то палятъ все во прежнему, «Изъ меднаго оружія не утихается. „Ужь ты гой еси грозенъ царь Иванъ Васильевичъ „Есть въ гостяхъ небывалой гость «Небывалой гость едоръ Ивановичъ! „Гой ты еси мой любезный шуринъ Никита Варламовичъ! „Обратилъ ты мое да ретиво сердце «Взвеселидъ ты мн мою жемчюжину». И пошелъ у нихъ пиръ да по веселому, Въ барабаны били да все по старому Изъ пушекъ палятъ да все по прежнему, Изъ меднаго оружія не утихаются. Сообщено А. Григоревымъ.

7

Грозенъ былъ воинъ царь нашъ батюшка, Первый царь Иванъ Васильевичъ, Сквозь дремучій лсъ съ войскомъ силою Онъ прошелъ въ страну татарьскую Се царство взялъ Казанское Господарство Астраханское, Вывелъ Перьфила изъ Нова-города, Не вывелъ измну въ Каменной Москв То царьско серьче разгоралося. Пусче огня, пусче полымя. Вотъ сказалъ онъ рчью громкою: У меня дзе-есть всяки мастери, Есть такія разны дохтуры, Но вс прячутся, старый за малаго, И хоронются — малый за стараго, А одинъ изъ нихъ нихъ не прятчется, То Малютка-палачъ, то Гурбатовъ сынъ, Ну пойди-ко сюда, гой Гурбатовъ сынъ! Сослужи-ка небось службу врную, Службу врную неизмнную: Во палаты ступай въ царски каменны, Взявъ царевича тамъ за черны кудри, Разпоясни съ него шелковый поясъ, Золотой перстенекъ сними съ правой руки, Отведзи самого на Москву рку, Впрялъ на мсто на то, — мсто лобное, И на плаху на ту, что на липову И сними тамъ съ него буйну голову, А мн къ пик подай саблю острую, Саблю вострую въ горючей его рудз. И увидзлъ то едоръ Ивановичъ, едоръ Ивановичъ, Пожарской сынъ, Изъ косясчита изъ окошечька, Пропустивши царя вдоль по улиц Вдоль по улиц, вдаль отъ терема Какъ воскликнетъ онъ ко Гурбатову: Ой ты гой еши! Гурбатовъ — палачъ! Не за свой ли кусъ принимаешся, Самъ кусомъ такимъ подавишься. И Пожарской позвалъ слугу врнаго Слугу врнаго, свово стряпчаго, Свово стряпчаго, что не лудчева, Что не лудчава, свово клюшничка: На, сними (?) онъ пробилъ съ него голову,

Снеси саблю къ царю, — въ горючей рудз. А къ царевичу не причаствуйся. Вотъ на утро царь Иванъ Васильевичъ На поминки собралъ, поголовно народъ. Онъ бояръ повеллъ во медвжны вшивать Во медвжны вшивать, по Москв-рк пусчать А поповъ приказалъ во кули зашивать Во кули зашивать, по Москв рк пусчать. Что царевича, не засчюняли. Вотъ съзжаются вс во платья чернаимъ Въ платьи чернаимъ, — во печальнаимъ, А дзетъ лишь едоръ Ивановичъ едоръ Ивановичъ, — Пожарской сынъ Пожарской сынъ, во нарядз цвтномъ Во нарядз цвтномъ, — въ яркомъ золотс, И коня его вс обряжены, Вс обряжены что не лудчія А веселье въ самомъ, — такъ не кроится. Вотъ увидлъ его царь Иванъ Васильевичъ. Какъ воскликнетъ онъ громкимъ голосомъ Отъ ты гой еши едоръ Ивановичъ едоръ Ивановичъ — Пожарской сынъ! Аль объ гор моемъ ты не извдался, Что орядитца посплъ, словно въ радосный пиръ. А Пожарской сынъ отвчаетъ царю: А я батсюшка царь, — все въ отлучк гулялъ, Все въ отлучк гулялъ за охотою И поймалъ сокола, что не лудчава, Что не лутчава тсеэ ближнява, Ты сына тсеэ роднаго. И возрадовался царь, и отвтствовалъ ему: Ужъ ты гой еши едоръ Ивановичъ едоръ Ивановичъ — Пожарской сынъ Вдь не мн бы царемъ, а тсеэ должно бить: Ты умлъ соблюсти царски смены. Княгининскаго узда с. Спшнева.

8

Татарскій полонъ

Какъ за рчькою, Да за Дарьею Злы татарове Дуванъ дуванили. На дуваньиц Доставалася, Доставалася Тёща зятю. Вотъ повезъ тёщу зять Во дикую степь, Во дикую степь Къ молодой жен. «Ну и вотъ, жена, Т работница, Съ Руси русская Полоняночка, Ты заставь ее Три длъ длати. Первое дло — Куделю прясть, Другое дло — Лебедей стеречь, А и третье дло — Дитю качать». — Полоняночка Съ руси русская (О)на глазками Лебедей стережетъ, А ручками Кудель прядетъ, А ножками Колыбель колышатъ. Охъ, качаетъ дитя, Прибаюкиваетъ: «Ты баю, баю, Боярскій сынъ! Ты по батюшк Золъ татарченокъ, А по матушк Ты русеночекъ, А по роду мн Ты внученокъ, И моихъ черезъ Ты урывочекъ. Вдь твоя-то мать Мн родная дочь, Семи лтъ она Во полонъ взята, На правой груди въ ней Есть и родинка, На лвой ног Нтъ мизинчика! Мн бить тебя — Такъ грхъ будетъ; Мн дитей назвать — Мн вра не та!» Услыхали то Двки снныя, Прибжали он Къ своей барын «Государыня наша барыня». Полоняночка Съ Руси русская (О)на глазками Лебедей стережетъ, А ручками Будетъ прядетъ, А ножками Колыбель колышатъ. Охъ, качаетъ дитя, Прибаюкиваетъ: «Ты баю, баю, Боярскій сынъ! Ты по батюшк Золъ татарченокъ, А по матушк Ты русеночекъ, А по роду мн Ты внученокъ, И моихъ черезъ Ты урывочекъ. Вдь твоя-то мать Мн родная дочь, Семи лтъ она Во полонъ взята, На правой груди въ ней Есть и родинка, На лвой ног Нтъ мизинчика! Мн бить тебя, Такъ грхъ будетъ; Мн дитей назвать, Мн вра не та!» Что стучитъ, грючитъ, По снямъ бжитъ, По снямъ бжитъ И дрожа дрожитъ. Дочка къ матери Повалилася, Повалилася Во рзвы ноги: «Государыня Моя матушка! Не спознала тебя, Моя родная! Ты бери ключи, Ключи золоты, Отпирай ларцы, Ларцы кованы, Ты бери казны Сколько надобно; Ты ступай-ко мать, Во конюшенку, Ты бери коня Что не лучшаго [12] , Ты бги, бги, мать, На святую Русь». — Не поду я На святую Русь, Я съ тобой, дитя, Не разстануся.

12

Въ одномъ изъ извстныхъ мн варіантовъ, вмсто этихъ двухъ стиховъ поютъ:

Ты бери-ко мать, Укрючныхъ коней.

Извстно, что укрючными называются запасныя лошади: когда одна лошадь устанетъ, пересаживаются на укрючную. Этой псни очень много варіантовъ; въ нкоторыхъ пропущены одн подробности, въ другихъ другія; но стихи, въ которыхъ говорится про тяжелую работу матери, что она въ одно время три дла длала, ршительно во всхъ упоминается такъ же, какъ и слова дочери, узнавшей въ полоняночк свою мать.

9

Охъ ты поле мое, поле чистое! Ты раздольиц широкое! Ты крапива стрекучая! Какъ гулялъ тутъ добрый молодецъ, Что гулялъ онъ тутъ ровно тридцать лтъ, Ровно тридцать лтъ и три года; Загулялъ онъ къ королю въ Литву. Король его любилъ, жаловалъ, Цвтно платьице носили съ одного плеча, На коняхъ они здили съ одного стремя. Ужъ и сталъ молодецъ упиватися, Во хмлю онъ сталъ похвалятися: Какъ и ныншнюю ночку, добрый молодецъ, Я спалъ, ночевалъ у царя въ гостяхъ, — У царя въ гостяхъ, во высокомъ терему, Во высокомъ терему съ красной двицей; Я ли спалъ, цаловалъ красну двицу, Распрекрасную Елену Королевишну… Ужь какъ были на молодца доносчички, Донесли они королю на молодца. А король-то веллъ молодца пожаловать: На высокихъ ремешкахъ повсити. Повли молодца впереди дворца, А царевна кричитъ: не ведите молодца впереди дворца, Поведите молодца позади дворца… Добрый молодецъ на петельк качается, Красна двица во терем кончается. Сообщено А. Григорьевымъ.

10

Псня про осаду Соловецкаго Монастыря

На Москв было на базар; Собиралися бояре; Выбирали бояре Изъ бояръ воеводу, Выбирали Ивана Петрова, Изъ того ли изъ роду Салтыкова [13] , Передъ царскія очи становили, Какъ возговоритъ православный царь, Алексй-то Михайловичъ, Ею царское величество: «Охъ ты гой еси, большой боярянъ, Ты любимый мой воеводушка! Ты ступай-ко, ко морю ко синему — Ко тому острову ко большому, Ко тому монастырю ко честному, Къ Соловецкому; Ты порушь вру старую, правую, Постановь вру новую, неправую». Какъ возговоритъ больтой бояринъ Любимый царскій воеводушка: «Охъ ты гой еси православный царь, Алексй Михайловичъ, Твое царское величество! Нельзя объ томъ и подумати, Нельзя объ томъ и помыслити: Какъ порушить вру старую, правую, Какъ поставить вру новую, неправую!» Царь разозлился, Царь распалился, Воевода прогршился. Какъ возговоритъ большой бояриеъ, Любимый царской воеводушка: «Охъ ты гой еси православный царь, Алексй Михайловичъ, Твое царское величество! Ужь и дай мн силу не малую не великую: Сорокъ полковъ, да все тысячныхъ, Сорокъ пушекъ, да все мдныихъ: Зелья, пороху сколько надобно». Какъ и было въ самый ли Петровъ-то день Какъ на синемъ было морюшк, На большомъ было на остров, Во честномъ монастыр было, Отошла честна заутреня Пономарь звонилъ къ обденк. Честны старцы пли молебены Какъ бжитъ пономарь, Неразумный звонарь: «Охъ вы гой еси честны старцы! Какъ идетъ сила немалая, невеликая, Сорокъ полковъ да все тысячныхъ. Сорокъ пушекъ да все мдныихъ, Зелья, пороху сколько надобно, Да все войско православное, Не то идутъ они ратиться, Не то идутъ они молитися», — Охъ ты глупой звонарь, Неразумный пономарь! Да то войско православное Не идетъ оно ратиться, Идетъ оно молитися! На ту пору пушкари были догадливы: Брали ядрушко калёное, Забивали во пушечку мдную, Палили во тотъ во честной монастырь, Во Соловецкій. Записано на Чугунк 1858. Отъ орловскаго мщанина.

13

Салтыковъ ли былъ при осад Соловецкаго Монастыря?

11

Псня про Ваньку клюшника

Въ Москв было во город, на Снной было площади, Тамъ стояли-то хоромы, хоромы высокіе, Что и того ли то и князя, князя боярина. Что и жилъ-то тамъ князь со своей княгинею, Что и жилъ-то тамъ Ванюшка, Ваня, князю клюшничикъ. Молодой его княгини врной полюбовничикъ. Что и годъ живетъ Ванюшка съ княжней, другой живетъ, Вотъ на третій годъ-годочекъ самъ князь да довдался, Что отъ самой отъ послдней двки снной горькишной Вотъ выходитъ князь бояринъ на свой красенъ крылецъ, Какъ возгаркнетъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосомъ: Да и слуги, мои слуги, слуги мои врныя! Вы идите, приведите вора Ваньку клюшника. Какъ идетъ Ванюша-Ваня черезъ княжій дворъ, Какъ на Ванюшк рубашка втромъ раздувается Какъ у Ванюшки кудерцы кудри завиваются… Какъ возговоритъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосохъ: Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи, варваръ…… сынъ, Ты съ которой поры-время живешь со княжнею? — Что я знать того не знаю, вдать я не вдаю. — Какъ и сталъ-то князь Ванюшу пытать, крпко спрашивать, Не добился князь бояринъ таей правды истины. Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ. «Ужь вы слуги мои, слуги, слуги мои врныя! Вы берите-тко, берите заступы желзныя, Ужъ вы ройтя-тко, копайтя дв ямы глубокія, Ужъ вы ставьте-тко, ставьтя два столба точоныя, Перекладину кладитя, слуги, вы кленоваю. Вы идитя приведитя, вора Ваньку клюшника». Вотъ ведутъ, ведутъ Ванюшу Ваню черезъ княжій дворъ, Какъ у Ванюшки-Ванюши руки-ноги скованы, Руки-ноги въ Вани скованы, да все переломаны… [14] Вотъ идетъ, идетъ Ванюша, Ванюшка шатается; А и князь-со стоитъ, ухмыляется; Молодая-то княгиня въ терем слезами заливается. Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ: «Ты скажи, скажи Ванюша, скажи правду-истину», — Ужь позволь, ты князь бояринъ, позволь Вани псню спть, Что я псню Вани, псню, псенку послднію: Что и было князь бояринъ, попито-подено, Въ красн было, бояринъ, въ хорош похожено. На кроватушк тесовой въ насъ было полежено, Да за блыя-то за груди въ насъ было похватано Во уста-то во сахарны было поцаловано, Съ одного плеча било въ насъ поношено!… [15] Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ: «Да и слуги мои, слуги, слуги мои врныя, Ужь вы вшайте Ванюшу, вора Ваньку клюшника!» Вотъ повсили Ванюшу, — Ванюшка качается… Молодая-то княгиня въ терем кончается… (Орловской губ.)

14

Въ другомъ варіант еще стихъ:

А сафьянные сапожки кровью понаполнены.

15

Въ другомъ варіант еще стихъ:

Про твою ли, сударь, милость много било ругано.

12

Что на славной было улиц на Димитровн, Что у славнаго ли у князя, у боярина, Побранилася кухарка съ младымъ ключничкомъ. Ты не лайся, не бранися младой ключничекъ, Я пойду ли донесу князю-боярину… Ужъ ты батюшко ты вашъ, ты бояринъ, князь, Ничево же ты не знаешь, да не вдаешь, Что живетъ-то твоя княгиня съ младымъ ключникомъ! Что возговоритъ вашъ батюшка бояринъ-князь: Ужъ какъ есть ли у меня да слуги врные, Вы водите приведите млада ключничка, Вы поставьте млада ключничка въ середи двора, Что подъ то ли подъ косящаго окошечко, Ужъ я стану младаго ключичка доспрашивать. Ты скажи, скажи младый ключинчекъ, не утай грха, Коли да правду ты мн скажешь, я помилую, А неправду ты мн скажешь, я подъ кнутъ, да подъ кнутъ отдамъ, Что живетъ ли моя княгиня съ твоей милостью? — Что живетъ ли твоя княгиня со мною да три, ахъ да три года. Что возговоритъ вашъ батюшка, да бояринъ, ахъ да бояринъ-князь, Ужъ какъ есть ли у меня скорые конюхи, Ужъ вы ройте мн ямочки глубокія, Вы поставьте два столба вы да два высокіе, Перекладинку вы поставьте вы кленовую, Ужъ вы петельку повсьте вы шелковую. Молодой ключникъ на петельк качается, Молодой-то ли княгини жизнь кончается [16] . Записана А. Григорьевымъ отъ цыгана Антона Сергева.

16

Или молодая ли княгиня на нож кончается.