Наша навсегда
Шрифт:
Лешка, сурово сдвинув брови, отдает меня Лису и выступает вперед, протягивая ладонь Черному:
— Спасибо за помощь.
Затем пожимает руку Серого.
После то же самое делает Лис.
Я только вздыхаю. Ох уж, эти мужские ритуалы!
— Спасибо! — говорю я Жнецам, они смотрят на меня и кивают, не подходя и не прикасаясь.
Словно понимая, что это — лишнее.
— Присматривайте за своей куклой, парни, — все же не сдерживается Черный, — а то на сладкий кусочек всегда найдутся любители!
— Разберемся, —
А затем и вовсе подхватывает меня и уносит в дом, даже не дав проводить Жнецов.
Мы оставляем старших наблюдать, как мои спасители загружаются в тачку и отбывают восвояси.
— Наверно, надо было подождать, пока они уедут, — волнуюсь я, выглядывая из-за плеча Лиса, — а то невежливо как-то.
— Все нормально, — недовольно ворчит Лис, крепче сжимая меня, — нехрен пялиться.
— Глаза сломают, — согласно бормочет Лешка, — и без того слишком внимательные.
— Ага… — шипит Лис, — прямо хотелось втащить.
— Да чего вы? — вздыхаю я удивленно, — они же так помогли…
— Только это их и спасло, блядь.
— Ага.
71
Через порог дома меня тоже переносят, а от лежащего прямо на полу в огромной гостиной Тошки старательно отворачивают.
— Я сама могу, сама… — бормочу я, впрочем, не пытаясь выбраться из рук Лиса.
— Малышка, — шепчет он, — не елозь. Я и без того не в себе. Знала бы ты, чего мы пережили… Я очень сильно сейчас хочу тебя запереть в комнате лет так на сто. И нихуя никуда не выпускать. Потому что не хочу снова испытывать того, что испытал.
— Но он вообще ничего не успел сделать, — говорю я, ловлю взгляд Лешки и вздрагиваю от острого жадного внимания в них.
— Это хорошо, маленькая, — отвечает он, переступая через Тошку, словно он — что-то неодушевленное, — может, поживет еще утырок.
Столько ледяного спокойствия и уверенности в его словах, что я трусливо зажмуриваюсь, прячась, будто суслик в норку, за плечо Лиса.
У меня нет никаких моральных и физических сил сейчас, словно шарик сдулся. Глаза наливаются тяжестью, и открыть их — невероятно сложно.
— Мне… Мне не очень хорошо… — шепчу я обессиленно, и Лис, выругавшись, ускоряет шаг.
— Врача вызови, — командует он Лешке, и тот на ходу достает телефон, отрывисто что-то в него говорит.
— Сейчас, малышка, сейчас… — шепчет обеспокоенно Лис, — он точно ничего тебе не сделал? Не пила ничего у него? Не ела?
— Нет…
Пить и есть из рук Тошки — это я уже проходила все, спасибо, больше не надо.
В комнате меня кладут на кровать, раздевают в четыре руки. И мне одновременно жарко и холодно до озноба.
Эти два ощущения переплетаются друг с другом, заставляют зубы стучать, а
Я не понимаю, что со мной происходит, и, судя по паническим взглядам, которыми обмениваются мои мужчины, они тоже ничего не понимают!
— Блядь, где там врач… — Лис, не выдерживая, срывается вниз, а Лешка укутывает меня в пушистый плед и ложится рядом, обнимает, пытаясь согреть собой.
Его огромное тело — невероятно горячее, и я постепенно успокаиваюсь.
Прижимаюсь сильнее, обнимаю его за шею, утыкаюсь губами куда-то в грудь.
И неожиданно для себя начинаю плакать.
— Маленькая… — испуганно шепчет он, — ты чего? Больно? Где больно? Сейчас Лис врача пригонит…
— Нет, — всхлипываю я, — нет… Страшно. Мне так страшно было, Леш…
— Я понимаю, маленькая… Еще бы не страшно… Ублюдок блядский. Я его кончу просто. И все. И не будет его. Слышишь?
— Да нет… — я задыхаюсь, тянусь к нему, заливаю слезами плед и грудь Лешки, — нет… Мне было страшно, что он… Что он вас убьет. Он ведь заказал вас, Леш. Те парни из охраны… На их месте должны были быть вы с Лисом. Тошка думал, что вы со мной поедете…
— Надо было поехать, блядь, — скрипит зубами Лешка, — тогда бы этого ничего не случилось.
— Нет! Нет! — мне стыдно признаваться, но все же договариваю, — если бы вы поехали, то тот бы снайпер… Он бы вас убил.
— Да прям, — улыбается Лешка, — мы с Лисом бронебойные.
— Дурак… — бормочу я, ощущая, что от тепла его тела, спокойного шепота, запаха терпкого, обволакивающего, мне становится все легче и легче.
Стресс, конечно, еще не оставил полностью, но все же я чувствую себя уже более живой.
В машине Жнецов я была, будто пружина взведенная, до этого, с Тошкой, как каменная статуя, не позволяла пускать внутрь ничего и никого. Словно со стороны происходящее воспринимала.
А вот сейчас лежу и чувствую… Отпускает.
Лешка чуть-чуть наваливается на меня, распинает под собой, смотрит в лицо жадно и тяжело. Глаза блестят в легком полумраке комнаты.
— Я чуть не сдох, маленькая, — серьезно говорит он, — реально, чуть не сдох. Потерять тебя второй раз… Даже камень крошится, знаешь ли.
Я тяну ладонь к его суровому лицу, веду пальцем по небритой щеке. Лешка чуть подается ко мне, словно большой страшный зверь, подставляясь под ласку.
— Я так боялась за вас… Так боялась…
— Маленькая, больше ты никуда не денешься от нас, слышишь? Ты теперь с нами навсегда, понимаешь? Навсегда.
Я киваю.
Понимаю, да.
И тянусь за поцелуем.
Мне так хочется, чтоб Лешка меня поцеловал сейчас.
И он целует.
Мягко, неожиданно аккуратно и нежно. И так глубоко, поглощающе властно… Я теряюсь в этом ощущении, тону, задыхаясь и умирая от наслаждения и все возрастающей острой потребности получить еще больше. И еще!