Наше дело — табак

Рясной Илья

– И мы поломаем разработку, да?
– взвился Гринев.
– Продадим бандюкам информацию, сдадим вашу агентуру, так?

– Вопрос не в этом...

В общем, представители смежных служб так и не договорились ни до чего. Убоповцы, считавшие себя больше сотрудниками спецслужбы, а не обычными ментами, очень быстро переняли все дурные привычки КГБ, прежде всего - тотальное недоверие ко всем, и своим, и чужим, стремление законспирироваться так, чтобы никто не разобрался, чем ты конкретно занимаешься и за что отвечаешь.

Как обычно, совещание закончилось тем, что

Еременко выделил трех оперов в следственно-оперативную группу по табачному делу, но, как показывала практика, они послоняются пару дней в МУРе, попытаются высосать информацию, имеющуюся в розыске, естественно, ничего не получат, поскольку к коллегам сыщики с каждым месяцем относятся все с меньшим доверием. И потом "оргпреступники" исчезнут с концами, и их не сыщешь днем с огнем.

– Разработчики, мать их!
– выругался Гринев вслед ушедшим.
– Ты слышал, чего он выдал сгоряча? Их задача - контролировать оргпреступность. Их мечта Гарика нам на область усадить. Они совсем заигрались, сволочи!

Действительно, УБОП в последнее время заигрался. Пользуясь поддержкой заместителя начальника УВД по криминальной милиции, тоже выходца из этой организаций, руководство Управления мечтало посадить на область смотрящего вора в законе Гарика, на которого оно имело возможность каким-то образом влиять. Отлично - заправлять всем в Полесске при помощи вора в законе! Прознав про этот план, Ушаков, отработавший не один год в ИТУ и ни в одной тюрьме не допустивший воровской власти, отлично представлявший, что такое дать возможность вору в законе верховодить на зоне или в городе, встал на дыбы. Когда все было на мази и местная братва уже присматривала Гарику коттедж в заповедной зоне на косе и четырехкомнатную квартиру в центре Полесска, Ушаков умудрился провести красивую, классическую оперкомбинацию, сбросил кое-какую информацию в блатной мир, стравил Гарика с полесскими авторитетами, так что вопрос был снят сам собой.

– Враги натуральные, - не унимался Гринев.

– Не шуми, - произнес Ушаков.
– Надо работать.

Несколько дней прошло после расстрела Глушко. И наблюдалось явление "глухаря". То есть на глазах дело становилось все более глухим. Розыск по горячим следам ничего не дал. Киллер испарился, и никто не мог даже приблизительно описать его внешность, только была уверенность, что он потрудился над ее изменением. Ясно было, что работал человек, умеющий стрелять, достаточно хладнокровный и просчитавший все.

Вырисовывался ряд версий о мотивах и заказчиках, но отработка их - дело долгое и хлопотное, не на один день.

– Раскрываемость убийств в области - девяносто два процента. Лев, какие мы с тобой дела поднимали, - сказал Гринев.

– Неподъемные, - кивнул Ушаков.

– Буряка завалили - мы подняли. Убийство брянских бандитов подняли. Янтарщиков расстрел - и тот подняли. А эти табачные дела виснут и виснут, тянут вниз, как ярмо на шее!

– Большие деньги, - сказал Ушаков.
– Мы слабо умеем работать против больших денег.

– Нам не дают работать против больших денег, - уточнил Гринев.

Действительно, все так и было. Раскрыли и разборочные

убийства, когда казахская и брянская группировки делили рынок в Полесске. Раскрутили убийство Буряка - авторитетнейшего в области человека. Героя соцтруда, директора крупнейшего комбината. Тогда шум стоял до небес, говорили о выгоде оргпреступности государству. А выяснилось, заказала директора собственная дочь, которая имела свои претензии на семейное имущество. И убийство пятерых человек, которых забили как свиней за тридцать килограмм янтаря, тоже раскрыли. А табачные дела зависали. И дело не в том, что не было подозреваемых, не с кем работать. Наоборот. Слишком много желающих пустить друг другу кровь. Такой бизнес - бесконечная война. Каждый желает смерти каждого. У серьезного табачного деляги найдется не один мотив для того, чтобы грохнуть любого другого такого же делягу.

В кабинет постучали. Зашел седой оперативник из "убойного" отдела.

– Привезли, - сообщил он.

– Не возмущалась?
– спросил Ушаков.

– Попыталась. Но быстро успокоилась.

– Ладно. Веди сюда... Оперативник вышел.

– Слушай, Гринев, - обратился начальник уголовного розыска к своему заместителю.
– Мне с дамой, пожалуй, с глазу на глаз стоит перетолковать.

– Ну да. Как с придурками из УБОПа - тут без меня труба. А как с дамами тут рылом не вышел, - усмехнулся Гринев.

– Да уж, поручик Ржевский, манеры надо оттачивать, - кивнул Ушаков.

– Хорошо. Пойду оттачивать... Если ее за шкирку нужно тряхнуть - зови.

– Всенепременно.

Ушаков надеялся, что трясти эту женщину за шкирку не придется... Хотя наверняка захочется.

Она вошла в кабинет, сдержанно поздоровалась и скромно примостилась на краешке стула.

Начальник уголовного розыска был большим любителем, одно время даже знатоком женского пола, поэтому сразу оценил ее грацию, незаурядные внешние данные и тот легкий налет шлюшничества, который не позволяет зачислить женщину в это племя, но достаточен, чтобы в душе мужчины что-то томно заныло.

– Приношу вам соболезнования, - сказал он.

– Спасибо, - кивнула, стараясь придать себе скорбное достоинство, Инесса Глушко и коснулась пальцем лица, будто смахивая так и не навернувшуюся слезу. Ваш сотрудник очень настойчиво меня приглашал к вам... Я прямо подумала, что он наденет на меня наручники.

– Это недоразумение, - произнес Ушаков.
– Я просто попросил вас приехать, переговорить, поскольку все мы заинтересованы в одном - чтобы убийцы вашего мужа были изобличены.

Она кивнула.

В ее скромности и покорности, в строгом черном платье было что-то насквозь фальшивое. Она походила сейчас на монашку, которую сослали в монастырь по приговору суда за разгульный образ жизни.

– Убийство. Похороны. Допросы... Я устала... Я не представляла раньше, что можно так устать... За что мне все это?
– Она нервно сжала сумочку.

Ушаков готов, был согласиться, что даме действительно досталось.

– Я устала, - с нажимом повторила она.

– Я не задержу вас надолго. Всего несколько вопросов.