Наши крылья растут вместе
Шрифт:
– Не учли только одного, создавая это правило, - произнесла Джина, - то что недоступно, становится еще более желанным. А как же чувства? Я прошла через это, влюбляясь в пилота. Что делать таким как я и Джон?
– Таких уволят даже, не моргнув глазом. Очередь в нашу авиакомпанию слишком длинная, они найдут замену быстро.
– кивнул Марк.
Оливия от услышанного закрыла глаза. Сейчас она подумала о Мелани. Чувство тревоги за подругу только увеличивалось. А теперь Мел решила жить с Гербертом. И об этом уже знает
– Вы рассказывали о вашей первой встречи с Джоном, - напомнил хозяйке Марк, ожидая продолжения.
– Ах, да, - Джина снова задумалась, - ваше странное правило отвлекло меня.
Она сделала глоток чая, ставя чашку на блюдце:
– Второй раз мы встретились на том же рейсе в Рим. Вечером мы всем экипажем гуляли по площади Навона, любовались фонтаном, радовались ярмаркам. Впервые Джон взял меня за руку и в том момент я поняла, что никогда не отпущу ее...
– Я налью себе еще чаю, - прервала рассказ Оливия.
Она встала из-за стола, беря чашку и прошла на кухню к окну. Желание уйти возникло неожиданно. И дело было не в прикосновении рук. Разговор про экстренные ситуации в небе ее нервировал, заставляя переживать все заново. В голове возникла вновь авиакатастрофа над океаном, и девушка машинально коснулась шрама на своей правой груди- единственное живое воспоминание о той трагедии. Его не стереть, а вместе с ним не стереть и память.
– Если ты переживаешь по поводу того, что я скажу Арчеру, то можешь быть уверенна, что я ничего не скажу, но думаю, он сам догадывается.
Девушка резко обернулась на голос, убирая руку со шрама. В дверном проеме стоял Даниэль, сложив руки на груди. Как долго он здесь стоял? Оливия облизнула пересохшие губы, пытаясь не смотреть на него. Но он заполнил собой все пространство этой маленькой кухни.
– Спасибо, - кивнула она и это его явно насторожило. Он даже прищурил один глаз, ожидая, что в него полетят предметы сервиза. Но видя потерянную девушку, которая не могла сообразить, что вообще ей здесь надо, он сделал шаг навстречу и от этого шага она вздрогнула, поднимая рассеянный взгляд на него.
– Оливия, с тобой все в порядке?
– Все хорошо, - она отвернулась от него, вновь смотря на темную улицу. Отец очень любил смотреть в окно. В памяти всплыл уже размытый образ улыбающегося мужчины с четырьмя желтыми лычками на погонах и сердце сжалось, а шрам заболел. Зачем надо было тревожить воспоминания? Зачем теребить ими душу? Она закусила нижнюю губу, пытаясь совладеть собой и не дать волю эмоциям перед Даниэлем. Для всех она сильная. Главное не показывать свою слабость.
Он молча подошел к ней, боясь прикоснуться к ней. Но он точно знал, что с ней. И дело было не в ее подруге. Воспоминания об отце стали давить на нее. Ему как никому другому это было знакомо. Они внезапно пронизывают душу, разрывая на части.
–
Она смотрела на него широко открытыми глазами. Зачем он это сказал?
– Твоей матери приятно рассказывать о нем, она живет воспоминаниями. Тебе больно даже думать об отце. Но ты сильная, Оливия. Знаешь, - он улыбнулся, - ты сильнее меня. Я падаю от запахов персиков, а ты летаешь. Тебя не испугала катастрофа, произошедшая с твоим отцом, ты твердо и уверенно шла в эту профессию. Не дай себя сломить.
Он так красиво сказал, пытаясь дать поддержку. Хотя не касался ее физически, только морально. Но сейчас ей хотелось именно чувствовать телесный контакт. Она внезапно обняла его, крепко сжимая в объятиях, чувствуя, как крепко его руки держат ее. Но ей хотелось еще крепче. Так сильно, что бы она кричала от боли.
– Я слабая, - прошептала она ему в шею, - я не могу побороть в себе воспоминания. Мне тяжело с этим жить. Да, я летаю, но каждый раз я вспоминаю ту трагедию и иногда мне кажется, что со мной случится тоже самое.
– Не случится, - прошептал он, рукой запутываясь в ее волосах, - я обещаю.
В его памяти снова возникла картина, произошедшая в Коломбо: напуганная Оливия, сидящая вся в крови в душевой, поджав под себя ноги с потерянным видом. Тогда Даниэль тоже обнимал ее, чувствуя, что ей это необходимо. Он чувствовал ее страх, пытаясь унять его. А сильная зона турбулентности, когда их сменный экипаж попал в песчаную бурю. Игра в молчанку превратилась в пытку, она глазами давала понять, как ей страшно. Он положил свою руку на ее ладонь, пытаясь унять этот страх.
– С тобой ничего не случится, - он слегка отстранился, беря ладонь Оливии и их пальцы переплелись. Другой рукой он все еще обнимал девушку, чувствуя, как она расслабленно вздохнула и щекой коснулась его груди, вдыхая уже знакомый запах. Запах спокойствия и тепла. Оливия слышала, как сильно стучит его сердце и от этого стука становилось еще спокойней.
– Ты всегда утешаешь меня, - прошептала она, - что я могу для тебя сделать?
Он засмеялся и от его смеха девушка улыбнулась:
– Никогда не корми меня персиками.
– Это я уже поняла.
– Я бы попросил тебя быть менее дерзкой, но не стану.
– Потому что сам не сможешь без этого. Что еще?
– Никогда не заходи в кабину пилотов с таким большим вырезом на груди.
Она засмеялась и посмотрела на него. Даниэль улыбался.
– А ты перестань поить меня до полусмерти.
– Никогда больше не сделаю этого, - теперь засмеялся он, вспомнив, что быть сиделкой ему понравилось меньше всего.
– Думаю сейчас нам надо вернуться в гостиную и дослушать рассказ твоей матери про отца.