Наследие

Сиреневый Кот

Она молчала. Лафонтен не торопил ее новыми вопросами.

— Чего же вы от меня хотите? — спросила наконец Элен. — Я понимаю… Мне пришел вызов на беседу с шефом Службы безопасности, но это только на послезавтра. А потом другой — к вам. От меня что-то требуется? Есть условия моего пребывания в Ордене?

— Ничего не требуется, — покачал головой Лафонтен. — Приказ Молери я отменил, к нему вам идти не нужно. Ваш отец перед смертью попросил меня поговорить с вами, не привлекая к этому делу Службу безопасности. Я выполняю его желание. Служба безопасности вас не побеспокоит. Я

верю вам — верю, что вы ни в чем не виноваты. Не обманите это доверие.

Она молча покивала, потом вздохнула:

— Как же все это глупо!

— Вот тут вы правы. Но что было, то было, времени вспять не повернуть. Вы можете идти, Элен. Рекомендации насчет вашего назначения после Академии я передам в Трибунал.

— Рекомендации? — удивилась она. — Разве я просила рекомендаций?

— Нет, не просили. Но они вам будут не лишними. Не беспокойтесь, я не буду ничего никому навязывать. Просто попрошу внимательнее отнестись к вашим собственным пожеланиям.

— Да. Спасибо. — Она встала. Глянула неуверенно: — Простите, я думала о вас хуже.

— Рад, что ваше мнение изменилось. До свидания, мадемуазель Шапиро.

— До свидания.

*

Дверь за Элен Шапиро захлопнулась, и Лафонтен откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза. Не то чтобы недолгий разговор утомил его по-настоящему, но… Хотя вроде бы все прошло хорошо, и Элен пока что не настроена делать глупости.

В дверь негромко постучали, и в кабинет вошла Дана.

— Месье Антуан? Как вы?

— Ничего, — отозвался он, выпрямляясь. — Просто немного устал. Надо бы отвлечься и перекусить… Забавно, вдруг захотелось чаю с пирожными.

— Приготовить?

— Нет, спасибо, — он улыбнулся и, взяв трость, поднялся на ноги. — Я схожу в кафе. Заодно и проветрюсь.

Маленькое кафе для персонала офиса находилось в северном крыле здания. Длинной дорогой через тихие лестницы Лафонтен добрался туда минут за пять.

Залов в кафе было два: просторный общий и с уютными перегородками — для любителей приватных разговоров. Второй зал, как правило, предпочитали высокие чины Ордена, в том числе и Верховный Координатор. Сейчас беседовать там было не с кем, но просто посидеть в тишине, которую только усиливала мурлыкающая музыка, тоже было хорошо.

Принесли чай, слишком горячий. Ожидая, пока он немного остынет, Лафонтен медленно крутил в руках обжигающую чашку и размышлял.

Итак, сессия Трибунала по «Делу о генераторе» с участием сменных заседателей закончилась неделю назад. По сумме всех принятых решений, Трибунал снова проявил великодушие. Прежде при расследовании дел Отступников признание вины автоматически означало ликвидацию агента, независимо от уровня в иерархии Ордена. Но за последние годы изменилось действительно многое, и одним из показателей этих перемен стала реакция на выступление перед Трибуналом Митоса. Его услышали, а не просто дали высказаться и отпустили с миром.

Приговор Камиллу Розье пересмотрели и заменили изгнанием, в обиходе именуемым «отсрочкой». Смерть ему не грозила, пока он не вмешивался в дела Ордена. Разумеется, за Розье, как за бывшим руководителем высокого уровня,

надзор будет тщательнее, чем за рядовыми агентами. Ему придется вообще забыть о существовании Ордена и избегать любых контактов с его представителями, поскольку всякое неосторожно сказанное слово расценят как попытку вмешательства — и тогда скрыться от исполнителей воли Трибунала будет уже негде.

Такая изоляция для человека, не мыслившего своей жизни вне Ордена, была суровым наказанием. Лафонтен помнил себя в возрасте Розье и знал, что для него самого такое изгнание означало бы крах всей жизни. Впрочем, Розье воспитан иначе. И возможно, считает себя счастливчиком.

Из двенадцати агентов, участвовавших в заговоре, с девятью обошлись так же, как с Розье: им сохранили жизнь. Естественно, Наблюдателями они не останутся, более того, покинут Париж и не смогут вступать в контакты ни друг с другом, ни с кем-то еще из Ордена. Троим такого счастья не выпало. Судьи не хуже Верховного Координатора поняли идею с подсадной программой в Центральной Базе, и непосредственных исполнителей этой идеи никто на волю отпускать не собирался.

Превентивная защита.

Лафонтен достал сигарету, щелкнул зажигалкой, закуривая.

Трое. Самому младшему было всего двадцать два. Двое других постарше, двадцать пять и двадцать восемь. Думал ли кто-нибудь из них, ввязываясь в опасное дело, что все закончится так быстро и с такой трагической простотой? Им ведь не досталось почетного конвоя и права на последний каприз. Темная повязка на глазах, наручники…

Страшно видеть в каждом натворившем глупостей мальчишке подобие своего сына или внука. Молодость безрассудна! Лишь бы Арсен оказался умнее и осторожнее… Еще полгода учебы в Академии, и в списках Ордена фамилия Лафонтен будет значиться трижды.

Вернее, снова дважды.

Он нервным жестом погасил окурок и достал вторую сигарету. Невыносимо думать о себе в прошедшем времени.

Решения Трибунала, принятые после возврата к обычной работе постоянным составом, касались уже внутренней политики Ордена. На этих заседаниях Верховный Координатор не присутствовал, ограничиваясь только изучением всех решений и постановлений. Прямой необходимости участвовать в работе Трибунала у него не было, лично контролировать процесс принятия решений он не хотел. Деннис Грант наверняка отнес такое самоустранение на свой счет, но промолчал; значит, поостыл. Лафонтен обиды на него не держал, наоборот, предоставил Гранту возможность самому решить, есть ли нужда искать примирения. Грант с первым шагом пока не спешил.

…В большом зале послышались негромкие голоса; Лафонтен глянул на арку, отделявшую большой зал от малого.

В арке остановился Деннис Грант.

— Добрый день, месье Антуан. Я не помешал?

— Здравствуйте, Деннис. Нет, разумеется. Присаживайтесь.

Грант подошел, сел за стол. Улыбнулся, глянув на чашку с чаем:

— Мне всегда казалось, что ваш любимый напиток — кофе с коньяком.

— Увы, это не самый легкий напиток, а мне давно уже не пятьдесят лет.

— Да, к сожалению. — Грант посерьезнел. — Месье Антуан, я хотел… Я должен перед вами извиниться.