Наследие
Шрифт:
— За что?
— За конфликт из-за Камилла Розье. Вы были правы, я совсем потерял голову… И я очень благодарен вам за то, что вы сохранили в тайне то, что знали.
— Не стоит благодарности.
Грант снова улыбнулся:
— Да, вы всегда были терпимы к подобным вещам. Сейчас уже все позади, но… Как вы узнали?
Лафонтен пожал плечами:
— В этом деле многое решилось волей случая. Розье ухаживал за Даной, не знаю, только ради развлечения или с какой-то иной целью. Привел ее к себе домой. Она увидела в тумбочке рядом с его кроватью вашу фотографию. Из таких, что друзьям не дарят.
Подошедший официант хрустнул накрахмаленными рукавами и поставил перед Грантом чашку с кофе. Дождавшись, пока он уйдет, Первый Трибун заговорил:
— Я не дарил ему своих фотографий.
— Как я понял, вы с ним вместе проводили время на одном из южных курортов. Снимок не постановочный, явно сделан случайно. Тайком от вас.
Грант, подумав, тоскливо усмехнулся:
— Надо же, фотография. Глупый мальчишка! Хотя злиться на него по-настоящему нет сил. И непонятно, когда все стало ложью.
— Трудно сказать, где была ложь, где правда, — заметил Лафонтен, аккуратно стряхивая с сигареты пепел. — Вам ведь тоже приходилось жертвовать своими чувствами ради того, что казалось более важным.
Грант отвел взгляд.
— Для вас все обернулось к лучшему. Все было против вас, Деннис, и я, признаться, не знал, как поступить. Не подвернись повод переключить внимание на Розье — что бы было с вами?
— Ничего хорошего, — согласился Грант. — И все-таки я не ошибся, вам об этом деле известно больше, чем мне.
Лафонтен пожал плечами. Грант немного помолчал, потом сказал:
— Вы не присутствовали на последних заседаниях Трибунала. Вас не интересуют обсуждавшиеся вопросы?
— Отчего же? Я внимательно изучал протоколы заседаний. Мое присутствие для принятия решений вам не требовалось. — Верховный погасил сигарету и отставил пепельницу. Придвинул к себе чашку с чаем. — Что-то снова неладно?
— Почему вы решили? — удивился Грант. — Ничего особенного не произошло, наоборот, все на удивление буднично.
— Ну, значит, мне показалось.
Грант не стал продолжать разговор. Он допил кофе и, попрощавшись, удалился, снова оставив Лафонтена одного.
Нет, не все благополучно, сказал себе Верховный. Не все. Грант, возможно, и чувствовал себя неправым, но искать встречи специально, чтобы попросить прощения?.. Насколько Лафонтен знал его нрав, он скорее подал бы свои извинения в завуалированной форме. Тогда зачем он приходил?
«Ищешь скрытые смыслы там, где они если и есть, для тебя неважны? — спросил он у своего внутреннего голоса. — Паранойя прогрессирует…»
Он допил чай, спрятал в карман портсигар и зажигалку и отправился назад к себе. Ни к чему заставлять Дану понапрасну беспокоиться, да и дел еще по горло.
Дана.
Какому же чернейшему отчаянию он поддался тогда, после злополучного обследования, если осмелился предложить ей жить в своем доме! И сколько раз потом благодарил судьбу за эту минуту слабости!
В самый первый вечер он ждал ее к ужину, чувствуя неловкость и гадая, как объяснить ей, что она не обязана выполнять каждый его каприз, и при этом не обидеть. Когда она появилась на пороге гостиной, он уже почти придумал, что и как нужно сказать, но забыл обо всем, едва на нее взглянув.
Ее офисный строгий
Они поужинали вместе, и к концу трапезы Лафонтен уже был уверен, что не скажет недавно придуманных слов. Потому что позволить ей уйти ему не достанет сил.
Две недели прошло с того дня. Внешне все оставалось по-прежнему — Дана появлялась в офисе первой, разобрать дела и составить расписание дня к приезду Верховного. Вечером он отпускал ее и она уезжала, как будто домой. Это видели все. О том, что Дана после работы отправляется не на свою квартиру, знали только телохранители Верховного. В числе же их достоинств значилось умение замечать то, что напрямую касается их работы, и в упор не видеть остального. Они и не видели.
А он однажды поймал себя на том, что торопится домой, впервые за очень много лет. Его дом больше не казался ему пустым и холодным. Потому что теперь в нем обитало солнце. Вряд ли он решился бы сказать это вслух, в том числе и самой Дане. Но разве дело в словах?
Вернувшись к себе в кабинет, он сел за стол, достал из темной папки стопку бумаг и принялся раскладывать ставший привычным за последнее время пасьянс. Донесения агентов, отчеты информационных служб, его собственные записи и заметки… Крайние листы слева — имена Бессмертных, справа — Наблюдателей. Многое изменилось с того дня, когда он начал складывать вместе сообщения о непонятных происшествиях с Бессмертными в Париже и о подозрительной статистике запросов к Центральной Базе. Теперь же история с генератором осталась в прошлом, Бессмертные, которым пришлось в ней участвовать, один за другим покидали Париж. МакЛауд и вовсе вдруг надумал запереться в аббатстве Святого Христофора… Остались только Кедвин и Митос, да и они, судя по всему, задерживаться надолго не собирались.
Лафонтен убрал еще несколько листов и передвинул оставшиеся. Нет, что бы ни решил на своем совещании Трибунал Ордена, всю эту историю с генератором, заговором и конфликтами Бессмертных вокруг списывать в архив рановато. Оставались и мешали, со стороны Наблюдателей — зловещий намек Джека Шапиро на свою близость к победе и обещание неприятного сюрприза от Камилла Розье, со стороны Бессмертных — мутная история с появлением и исчезновением двойника Бессмертного Ричи Райана и настойчивый интерес Митоса к местонахождению Кассандры.
Хорошо, смысл угрозы Шапиро разъяснился — после того, как раскрылась попытка использовать Центральную Базу для распространения в Ордене недозволенной информации. Смятение Шапиро при известии о провале этой попытки такую версию подтверждает. А вот что имел в виду Розье? Возможно, то же самое, не зная, что план уже провалился. Но что, если нет? Он же плел свои интриги за спиной у Шапиро и фактически спровоцировал провал заговора. Собственного провала он, опять же, не планировал, его подвела нелепая случайность в лице любопытной Даны. Прятал бумаги Крамера наверняка тоже он, больше просто некому, а стало быть — собирался как-то дальше их использовать.