Наследие

Сиреневый Кот

А Дана до сих пор не поинтересовалась, за что его лишили власти и держат под арестом. Неужели ей все равно?

Но сев к столу напротив него, Дана осторожно, с мягкой серьезностью, спросила:

— Месье Антуан, может быть, вы расскажете, в чем дело? Из-за чего начался весь этот шум?

— Разве вы не слышали? — отозвался он, придвигая тарелку. — Нарушение присяги и превышение полномочий.

— В чем?

— В деле о генераторе.

— Генератор уничтожен. Какая теперь разница?

— Разница есть. Была

еще одна копия расчетов, сделанных изобретателем генератора.

— Была?

— Да. А теперь ее нет.

— Так из-за этого весь шум? Потому что вы никому не показали этой копии? Месье Антуан, это же абсурд!

— Не такой абсурд, как может показаться, — отозвался он, отвлекшись от еды. — У всего есть обратная сторона, Дана. Помните параграф Устава о предметах и явлениях, способных угрожать существованию или сохранению тайны Ордена? Этот чертов генератор вместе с чокнутым изобретателем попадает под определение по всем пунктам.

— Вы же не хотели ничего плохого. Даже наоборот.

— Я-то знаю, чего я хотел. Только вот Устав моих благих желаний не предусматривает. Его положения основаны на том, что человеку предвидеть все последствия своих поступков не дано, а стало быть, и принимать такого масштаба решения единолично нельзя.

— Но ведь бывают исключительные случаи?

— Сколько угодно. Но предусмотреть все их варианты в Уставе невозможно.

— Боже мой, какие сложности! — нервно поежилась Дана.

— Да, все очень непросто. Было даже присловье — «Гроссмейстер не может нарушить Устав дважды». Потому что первое же нарушение отнимает право на этот титул. Это тоже защита — если человек по-настоящему верит, что прав, он пойдет и на такую жертву. Если же нет…

— Значит, вы верили, что правы, — сказала Дана. — Но, черт возьми, вы же могли просто запретить им рассматривать это дело таким образом! Ваш авторитет…

Он остановил ее повелительным жестом:

— Да, мой авторитет очень велик. Тем более нужно остерегаться резких движений. Грант уже не мальчик-ученик, и его влияние не меньше моего. Любое серьезное столкновение между нами повлечет раскол в руководстве Ордена. Это катастрофа для организации и неминуемая гибель для одного из нас.

— Вы говорите так уверенно… Такое уже бывало прежде?

— Конечно, бывало, — печально усмехнулся Лафонтен. — Наша история насчитывает многие века. За столь долгий период можно накопить любой опыт. Два короля не могут править страной. Кто-то возьмет верх, а проигравшего обвинят в покушении на единство Ордена и казнят. Вот и все. Но такой конфликт может обескровить Орден настолько, что на восстановление уйдут годы, если не десятилетия. Чтобы такого не случилось, кто-то должен уступить. Ну, а поскольку Устав нарушил я, то и уступить следует мне.

— Но почему вообще кто-то должен уступать? Может быть, Трибунал согласился бы с вами, если все правильно объяснить?

— Трибунал

не согласился. А заявление с полным объяснением всего, что произошло, я уже сделал.

— Заявление? — удивилась Дана. — Зачем? Пусть бы сами доказывали, кто прав.

— Кому доказывали, Дана? Нет над нами никого, ни судьи, ни прокурора. Некого убеждать и обманывать, кроме самих себя.

Дана со вздохом покачала головой. Видно было, что все это ей не по душе. Лафонтен улыбнулся, следя за выражением ее лица. Спросил:

— Дана, вы знаете, как звучит присяга Высших Стражей?

— Я знаю, что она отличается от общей, но не помню весь текст.

— Он висит на стене, между шкафом и окном. Вы просто не обращали внимания.

Она отложила салфетку, встала из-за стола и подошла к стене. Нашла взглядом рамку, в которой был красивым старинным шрифтом набранный текст. Прочитала, задержавшись на последних строках.

— «Если же волею судьбы или собственной страсти отступлю от сказанного, то не унижу себя бегством от правосудия…» — Она оглянулась. — Так в этом все дело?

— Да, в этом.

Дана вернулась к столу и снова села:

— Значит, что же получается? Неважно, хотите вы добра или нет, все равно остаетесь виноватым? Ничего себе справедливость!

— Нет никакой справедливости, Дана. Это, как и многое другое, вопрос точки зрения. То, что я скрыл от Трибунала настоящий уровень исследований Крамера, когда решалась судьба Джека Шапиро — это справедливо или нет? Я ведь, по сути, сделал то же, что он — воспользовался своим положением, чтобы распорядиться открытием по своему усмотрению. Это было одним из первых пунктов предъявленных ему обвинений. И мне этого не простят.

— Нет, — недоверчиво выпрямилась Дана. — Они не посмеют так с вами поступить!

— Надо, чтобы посмели, — ответил он. — Иначе грош цена таким судьям.

Она сникла. Подумала немного.

— Но тогда, может быть, вообще не стоило все это затевать? Решали бы все вопросы коллективно.

Лафонтен призадумался, подыскивая подходящий пример.

— Дана, вы читали эту книгу… о маленьких человечках и Кольце Всевластья?

— Конечно, — слегка удивилась она. — Правда, не думала, что вы ее читали.

— Мой сын в свое время был просто без ума, а мне стало любопытно, чем он так восторгается. Надо отдать должное таланту этого англичанина… Так вот, то, о чем мы говорим — такое же Кольцо. Оно искушает, обещая силу и власть. На деле же сеет только смерть и разрушение. Но искушение очень сильно. И чем меньше людей в курсе дела, тем лучше. Понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю, — кивнула она. И почти сразу с досадой пристукнула рукой по краю стола. — Но азиатская группа! Они столько времени ждали, когда вы наконец споткнетесь. И теперь набросятся на вас, как шакалы! Кто-кто, а Ченг такой возможности не упустит!