Наследие

Сиреневый Кот

Грант продолжил:

— Мне объяснили, что это такое и откуда могло взяться. Ченг считает, что ни у кого, кроме вас, эти бумаги оказаться не могли. Обосновать обвинение, в сущности, больше нечем. Слово против слова… во всяком случае, мне больше ничего не известно. Но я все же предпочел бы первым услышать вашу версию — откуда могла взяться эта бумага. Ченга лучше осадить сразу, так шума будет меньше.

Грант умолк. Лафонтен тоже молчал, глядя на лежащую перед ним бумагу.

— Месье Антуан? Почему вы молчите?

— Мне нечего сказать, —

произнес Лафонтен.

— Нечего?

— Да. Эта бумага — копия страницы из описания генератора.

— То есть это описание в самом деле существует?

— Существовало.

Несколько долгих мгновений Грант молчал, сжав губы, очевидно достраивая мысленно цепочку: «я знаю, что это за бумаги» — «я знаю, что их больше не существует» — «я это знал, когда обсуждали дело Шапиро» — «я солгал Трибуналу» — «ложь раскрылась» — «мне нечего возразить».

С глубоким вздохом он откинулся в кресле и провел ладонью по лицу:

— И вы так спокойно об этом говорите, месье Антуан! Вы отдаете себе отчет…

— Я всегда и во всем отдаю себе отчет, — перебил его Лафонтен. — Да, я видел эти бумаги. И на тот момент знал, что держу в руках последнюю копию… Какой у меня был выбор? Вынести благое начинание на общее обсуждение и предоставить распоряжаться им экстремистам вроде Ченга?

— Разумеется, нет, — поморщился Грант. — Но речь не о нем. Речь о нас. Обо мне, о тех, кто работал с вами вместе. Или мы тоже не заслуживаем доверия?

Лафонтен тяжело вздохнул. На такие вопросы отвечать всегда было непросто.

— Я не хотел обижать вас недоверием, но не мог позволить такой информации стать достоянием гласности.

И не мог сделать тебя второй мишенью в этом конфликте, добавил он мысленно. Вслух же закончил негромко:

— У меня не было выбора, Деннис.

Грант кивнул:

— У меня тоже нет выбора, месье Антуан. Я должен принять и рассмотреть заявление Ченга.

— Я и не собирался с этим спорить. — Он выпрямился и взялся за трость, собираясь встать.

— И вы ничего больше мне не скажете?

— Мне больше нечего сказать. Когда нет сил для борьбы, приходится уступать.

— Уступать? — изумился Грант. — Кому? Этому интригану Ченгу?!

— Не Ченгу. Вам. Я приму любое ваше решение, Деннис. Любое.

— Месье Антуан!

Лафонтен глянул на часы и поднялся.

— Мне пора, через полчаса открывать совещание. А вас я попрошу: прежде чем решать, стоит ли там появиться, достаньте и прочтите бумагу, которую я вам оставил после ареста Шапиро.

— Месье Антуан. — Грант встал из-за стола. — Пожалуйста, не делайте вид, будто не понимаете, о чем я… Вы мой учитель, я не могу вас судить!

Лафонтен остановился у двери и оглянулся:

— Значит, я был плохим учителем.

Он вышел и притворил за собой дверь, без труда представив себе дальнейшее: пару минут Грант будет нервно ходить по кабинету, потом, спохватившись, достанет из сейфа темную папку…

Но как же круто все повернулось! Это и есть обещанный Розье «сюрприз»?..

*

Малый

конференц-зал с овальным столом, рассчитанным на десять человек, находился на втором этаже в восточном крыле здания. Совещание было назначено на десять часов, и ровно в десять Лафонтен входил в зал.

Азиатская группа состояла из представителей восьми регионов. Для срочного совещания к Ченгу смогли присоединиться пятеро. Дана сказала, что они настроены решительно, однако решительность читалась только в глазах Ченга. Остальные его уверенности не разделяли… Но единственной в этой компании женщиной была японка Марико Тагава, известная нелюбовью к кулуарным интригам, бескомпромиссностью и чрезвычайной жесткостью в отстаивании своих позиций. Для Ченга она была союзником незаменимым, но и опасным — если в некий момент она усмотрит изъян в его позиции, поддержки ее он лишится мгновенно. Ченг должен быть очень уверен в своих позициях, если решился привлечь ее к делу…

Знать бы, сколько, чего и, главное, откуда ему известно.

— Доброе утро, господа, — произнес Верховный, подходя к своему месту во главе стола. — Прошу садиться.

Он сел сам и подождал, пока рассядутся все. Ченг занял место напротив, на другом конце стола; справа от него села Марико, следом остальные — так, что пустыми оказались три места, ближние к председателю.

Очень показательно.

Верховный окинул взглядом всех по очереди. Наверно, ни одна другая региональная группа не объединяла людей настолько различных меж собой — и внешне, и по религиозным и политическим взглядам… Он задержал внимание на Лао Ченге, невольно вспомнив другого человека — того, чьим наследником Ченг себя считал. Как и Чун Ли, Ченг был великолепно образован и очень умен; кое в чем они были похожи и внешне — невысоким ростом, худобой и стремительностью движений, но на этом сходство и заканчивалось.

— Итак, господа… Поскольку это совещание — инициатива господина Ченга, то повестку дня должен предложить он сам. Я вас слушаю, господин Ченг.

Ченг выложил на стол уже знакомую Лафонтену копию:

— Повестка дня состоит из одного вопроса. Я хочу знать судьбу остальных страниц вот этого расчета.

Лафонтен подождал, пока коллеги Ченга передадут ему лист. Посмотрел, убеждаясь, что копия та же, которую он видел недавно у Гранта.

— Существование других страниц вы вывели из нескольких строчек на этой, очевидно, путем логических умозаключений?

«Ну, давай, скажи что-нибудь о других бумагах!..»

Ченг даже бровью не повел.

— Разумеется. Господин Лафонтен, ваша научная специальность далека от естественных наук, но я физик. И здесь, — он постучал ногтем по листу с формулами, — на своем поле я, а не вы. Поэтому не нужно пытаться меня одурачить.

«Если бы дело было в физике,» — мысленно усмехнулся Лафонтен. Вслух же заметил:

— Не логичнее ли спрашивать о судьбе оригинала того, кто держит в руках копию?

— Нет, не логичнее, — уронил Ченг.