Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

На следующий день на остров вернулся моторист Эльм и с ним уплыли доктор Монвинкль и журналист Монсен. Ещё через день к нам вернулся Монсен и забрал ещё один ящик с продовольствием и инвентарём. Ещё два дня обитатели льдов попеременно приплывали к нам, чтобы забрать остатки снаряжения. А после настала пора покидать остров и мне.

Мортен грёб, пока мы с Зорким сидели в байдарке, а я всё смотрела в сторону удаляющегося островного берега, где остался дядя Руди и хухморчики. Как начальник экспедиции он настоял на том, что ось мира покинет последним.

Мортен его решение уважил, а вот у меня сердце обливалось кровью, когда байдарка уносила меня всё дальше от дяди Руди. Мы снова расставались, и пережить это вновь было и страшно, и тягостно.

– Всего лишь сутки, – услышала я от Мортена, когда он решил немного передохнуть и отложил весло. – Завтра привезу его к тебе в целости и сохранности.

– Знаю, – опустив глаза, пришлось сказать мне, – но я всё равно так за него переживаю.

Внезапно взгляд зацепился за рябь в воде, а в следующий миг рядом с бортом поднялась пятнистая голова. Она плыла рядом с байдаркой, не отставая от неё. А потом голова дёрнулась, и я увидела два витых рога, что разрезали водную гладь, слегка поднимаясь над ней. Зоркий предупредительно гавкнул.

– Ещё не хватало, чтобы он пырнул нашу байдарку, – недовольно заметил Мортен и снова принялся грести.

– Единозуб так же опасен, как и морж? – разволновалась я.

– Нет, конечно. Просто этот двурогий мутант меня настораживает своим поведением.

– А я думаю, что он посланник пехличей. Смотри, он будто провожает нас, даже указывает, куда плыть.

– Может и так.

Единозуб действительно рванул вперёд. Пусть в свете северного сияния вдалеке на льдине виднелись размытые очертания большой палатки, но провожатый нам всё равно не помешает.

– А зачем единозубу такой рог, даже два? – не смогла я сдержать любопытство.

– Зачем этому два, я не знаю. А нормальные единозубы проламывают рогом лёд, чтобы сделать себе лунку и подышать через неё. А ещё они глушат им рыбу и отрывают моллюсков на дне, чтобы спугнуть их, потом поймать и съесть.

Надо же, какое интересное животное, интереснее белухи, на которую единозуб весьма похож. А эта двурогая особь интересна вдвойне. Зверь и вправду доплыл до отколовшейся льдины напротив лагеря, чтобы взмахнуть своими рогами и погрузиться в воду, будто говоря, что на сегодня он выполнил свою сопроводительную миссию.

Наша байдарка вынырнула на крепкую льдину и вскоре мы добрались до лагеря. Ещё в открытых водах я успела заметить, как сильно меняется климат, стоит хоть немного отдалиться от вулканического острова. Пришлось снова надеть кухлянку с шапкой, натянуть капюшон и подсесть к зажжённому в палатке примусу, чтобы хоть немного согреться.

Проведя ночь в спальном мешке из волчьего меха, после пробуждения я отправилась провожать Мортена в последний рейс на остров. Знаю, он плыл туда, чтобы забрать дядю Руди и вернуться вместе с ним, но сердце всё равно щемило от боли расставания. И не только у меня одной.

Как только байдарка оказалась в воде,

Зоркий принялся тоскливо выть и бегать вдоль ледяной кромки. Пришлось мне поймать его, оттащить на безопасное расстояние и обнять за шею, чтобы сказать:

– Ну, успокойся, мальчик мой. Мортен скоро вернётся, и не один, а с дядей Руди и твоими любимыми хухморчиками. Мне тоже без всех них грустно, но я же держусь.

Пёсик пытался вырваться из моих объятий, а мне становилось вдвойне обидней и больнее. И дядя Руди, и Мортен теперь далеко от меня, и я не знаю, всё ли с ними в порядке. Зато Зоркий рядом, но он по-прежнему не простил меня. Хотя…

Время шло, ожидание затягивалось. Зоркий лежал на льду в стороне от лагеря и с тоской глядел на открытые воды. Когда настало время обедать, он всё же прибежал ко мне и к миске похлёбки, которую я для него оставила. А после трапезы я снова попыталась погладить и потискать моего пёсика. На сей раз он не выказывал мне неприязни и безразличия, даже напротив, завалился на бок и лениво приподнял лапку, чтобы я почесала ему грудку. А я и почешу, да так почешу, что вся хандра вмиг схлынет, и тоска по уплывшему хозяину тоже пройдёт.

Какой же Зоркий всё-таки милый. Малость капризный, но отходчивый. Вот, уже на спину умудрился перевернуться, в глаза заглядывает, чтобы я и дальше продолжала его гладить. Я и гладила, пока не устала, но стоило мне подняться и пойти к палатке, как резкий толчок в спину повалил меня лицом в снег. Пару секунд я приходила в себя, боясь перевернуться на спину, а когда осмелилась, то увидела радостную морду, что поспешила облизать мне лицо. Пушистик, ну ты и грубиян – обнять он меня захотел, лапы на плечи поставить – а силу-то кто будет рассчитывать? Совсем безалаберный, но такой искренний и дружелюбный.

Так мы и нежились в компании друг друга, пока ко льду не пристала лодка. Зоркий помчался к Мортену, чтобы радостно его облапать, а я кинулась к дяде Руди, чтобы обнять и удостовериться, что он снова со мной и никуда теперь не денется.

– Девочка моя, – отведя меня в сторону заговорил дядя, пока мотористы помогали Мортену разгружать лодку, – я бы хотел поговорить с тобой. У меня есть к тебе один очень деликатный, но крайне важный вопрос.

– Какой? – заинтересовалась я.

– Испытываешь ли ты чувства к майору Вистингу, или его желание жениться на тебе всё же не является взаимным?

Так значит, Мортен не терял времени даром и успел попросить у дяди Руди моей руки, пока переправлял его с острова на льдину? Как же здорово! Но дядя Руди с такой надеждой заговорил про отсутствие взаимности, что я в ужасе вцепилась в его руку и начала умолять:

– Дядя, пожалуйста, только не разлучай нас, прошу тебя. Я люблю Мортена, и он меня, нам нельзя не быть вместе.

– Шела, – устало вздохнул он, – ты ведь ещё так юна и совсем не знаешь жизни. Брак – это не только влюблённость и нежные чувства, а ещё очень большой труд и ответственность. Не знаю, справишься ли ты.