Наследница огненных льдов

Ванина Антонина

Но браконьеры оказались не единственными гостями с острова. Я глазам своим не поверила, когда на борт сначала поднялась взволнованная Тэйми, а за ней измождённый, осунувшийся, но такой родной Эспин с Брумом и Унчем в нагрудной сумке.

Это было подобно чуду, которое не могло произойти, но оно случилось. А всё потому что Тэйми оказалась волшебницей, самой настоящей. Тот жёлтый мох, что во сне показала ей бабушка и который она нашла под снегом, действительно оказался целебным.

– Лишайник желтосетчатый, – авторитетно заявил судовой врач после того, как осмотрел Эспина, – обладает антисептическими свойствами и в сути своей может заменить антибиотик, правда шанс выздороветь при таком лечении можно оценить как пятьдесят на пятьдесят. Больному в таком случае

придётся рассчитывать только на удачу. Вы очень везучий молодой человек, господин Крог. Но долечивать очаги пневмонии отныне вы будете под моим наблюдением и с помощью проверенных лекарств.

Когда эйфория от встречи немного поутихла, в кают-компании собрался чуть ли не весь экипаж ледокола, чтобы услышать от Эспина историю его чудесного спасения.

– Да ничего особенного, – неохотно отвечал он, то и дело прерывая свой рассказ из-за приступов кашля, – отлежался пару недель, пришёл в себя. Тэйми сказала, что Шела с Вистингом ушли на север без ружья. Я решил, что они оба спятили и уже давно погибли, потому нет смысла ждать их обратно. А тут ещё и Питариль начал угрожать мне ружьём, сказал, что я это не я, а злой дух, который поселился в умирающем теле, а Тэйми, выходит, ведьма, и надобно бы нас двоих прикончить, чтобы мы всё стойбище не извели. Еле удалось его уговорить отпустить нас. Мне в ту пору ещё тяжело было ходить, поэтому я сидел в нарте, а Тэйми погоняла собак, стоя на полозьях. Три дня мы так ехали на запад мимо гор. И вот в одну из ночей собаки как с ума посходили, выли, метались. А потом всё стихло, я из палатки вылез, а вокруг тишина, собак нет, сбежали, а куда – не видно, словно они в воздухе растворились. Вот так мы и остались без упряжки. Тэйми, конечно, переживала, особенно за Роху, она ведь брюхатая была. Тэйми и сейчас переживает, всё-таки своих собак она с щенячьего возраста для упряжки растила, а теперь ни одного животного не осталось – кто погиб в схватке с холхутами, а кто убежал неизвестно куда. Хотя, мне кажется, я в ту ночь слышал лающее эхо с севера.

И тут меня пронзила пугающая догадка: так ведь на север собаки убежали, чтобы стать упряжкой пехличей! Это ведь Роху, Тармо, Шикшу, Бубна, Тахво, Дымку и Тумана я видела в лунном свете, когда пехличи направили свою нарту в светящийся портал между нашим и их миром. Семь взрослых собак и не меньше четырёх щенков в чреве Рохи – вот те самые одиннадцать жизней, которые требовали у меня пехличи за право семи людям, трём хухморчикам и одной собаке покинуть вулканический остров. За это они отобрали у Тэйми её собак, а нам подослали единозуба со светящимся рогом, что верно указал путь к льдине. Теперь я начинаю понимать слова, что говорил мне потусторонний голос во льдах. Взять ему с меня было нечего, вот пехличи и оставили Тэйми без её упряжки. И зачем им собаки? Видимо, упряжные волки не так хороши и покорны.

– А потом, – продолжал свой рассказ Эспин, – несколько недель к ряду мы с Тэйми тащили за собой нарту. Ни одного стойбища по пути не встретилось, неоткуда было ждать помощи. Лишь дней пять назад мы добрались до поселения на южной оконечности Тюленьего острова. Там нам, конечно, предложили погостить до весны, но знаем мы их гостеприимство, поэтому на следующий день перешли по льдам на Песцовый остров к другому знакомому поселению. Вот там-то мы и планировали остаться до весны, тем более, что рыбаки нас прекрасно помнят, до сих пор благодарят за помощь в борьбе с браконьерами. За три дня мы даже успели прижиться в доме Яринанто и Лемпинавыт, вернули им их же плавучую нарту. А сегодня просто день невиданных чудес приключился. Я всё что угодно ожидал увидеть в этих широтах, но не ледокол. И не живого Вистинга с Шелой и дядей Рудольфом. Это самое невероятное и радостное событие в моей жизни, правда. После выздоровления я думал, что вернусь домой к осени как побитая собака и буду каяться перед всеми за то, что посмел выжить, когда действительно храбрые и отчаянные люди погибли. И теперь я несказанно счастлив, что все мы снова вместе и плывём домой.

Этот день и вправду был наполнен радостью

воссоединения разлучённых друзей и родственников. Хухморчики Дзун, Ханг и Циль чуть ли не хоровод водили вокруг Унча, за которого так сильно переживали. Брум соплеменников проигнорировал, зато полез на плечо к дяде Руди, чтобы рассказать обо всём, что творилось в доме после его отъезда, а заодно всласть нажаловаться на меня, рассказать, какая я бестолочь, как я обманом заманила его на острова, потом плохо кормила, да ещё отдала на растерзание белому животному с шерстищей и слюнищами.

А вот я не могла обойти стороной Тэйми. Она так храбро поднялась на борт "железного кита" и без тени страха сопровождала Эспина по всем каютам, что я не могла не поинтересоваться, не пугает ли её непривычная обстановка ледокола.

– Мой муж сказал мне, что это никакой не железный кит, а большая байдарка в несколько этажей, что в её недрах горит огромный костёр, который и растапливает лёд вокруг байдарки, и так она плывёт по чистым водам.

– Примерно так всё и обстоит, – не стала я углубляться в теорию судоходства.

– Шела, а куда эта байдарка плывёт?

– Насколько я знаю, – в нерешительности начала я, – мы держим курс к побережью, где стоит твой дом. Представляешь, те геологи, которых мы встретили на пути к браконьерской стоянке, ушли на восток, чтобы перезимовать в твоём родном селенье. Теперь мы плывём, чтобы забрать их.

– Мы плывём к моему дому? – отчего-то расстроилась она и внезапно спросила, – Шела, ты думаешь, мой муж оставит меня там одну, а сам уплывёт на свой большой далёкий остров?

– Ну что ты, Тэйми, одну он тебя точно не оставит.

– Но ты же сама говорила мне, что он обязательно бросит меня, когда поход подойдёт к концу и настанет пора возвращаться домой.

Она смотрела на меня с непривычной тоской к глазах. Я не узнавала всегда решительную и несгибаемую Тэйми. И что сказать ей, как развеять её опасения, я не знала. Весь день я только и слышала перешёптывания среди экипажа, для которого главным вопросом было – зачем Эспин притащил с собой на ледокол дикую туземку, если он плывёт домой и скоро сможет скрасить своё одиночество в объятиях нормальной тромской девушки. Всё это ужасно коробило и заставляло тихо злиться, поэтому ближе к вечеру я подкараулила Эспин, когда он вышел из каюты доктора, чтобы в лоб спросить:

– Как ты намерен поступить в отношении Тэйми?

– Что значит, как? А сама-то ты как думаешь?

– Я думаю, что ты в любой ситуации должен оставаться мужчиной.

– Знаешь, – внезапно помрачнел он, – в тот день когда мы покинули ярангу Питариля, чувствовать себя мужчиной я как раз-таки перестал.

– И что это значит? – напряглась я.

– А то, что я ни на что не был годен. Думаешь, я бы стал сегодня рассказывать всем и каждому, как стал иждивенцем и нахлебником? Я же дальше сотни метров не мог самостоятельно пройти пешком. Когда мы остались без упряжки, это ведь Тэйми тащила за собой нарту, а заодно меня подгоняла, чтобы не отставал. Она же и кормила нас двоих, охотилась, я ведь из лука стрелять не умею. И как ты думаешь, как после всего пережитого я поступлю с девушкой, которая вернула меня с того света, а потом день за днём лечила, кормила, всячески ухаживала и не дала замёрзнуть в метель и морозные ночи? Как я, по-твоему, должен поступить с той, благодаря кому до сих пор жив?

– Скажи, – осмелилась спросить я, – ты любишь Тэйми?

– Я знаю точно, что она любит меня так, как ни одна другая девушка никогда не полюбит. Как думаешь, этого достаточно для гармоничных отношений?

– Я не знаю, – пришлось честно признаться мне.

– Ну, а я знаю.

На этом наш разговор был окончен, а наутро я узнала, что вечером Эспин потребовал от капитана выделить им с Тэйми совместную каюту, ведь они уже давно муж и жена и скрывать этого не собираются. Даже словами не передать, какой гул стоял в кают-компании во время завтрака, когда каждый кочегар и машинист считал своим долгом обсудить любовные похождения Эспина Крога. Ух, какие же всё-таки мужчины сплетники, ещё хуже женщин.