Наследница огненных льдов
Шрифт:
– Ты знакома с этой дамой? – спросил меня Эспин.
– Нет, никогда её не видела. И эту фотографию тоже.
– Мало ли, – встрял доктор, – может быть тайная сердечная привязанность.
Ну уж нет, после развода с тётей Линдой дядя Руди больше не помышлял о браке – так тяжело ему далось то расставание, хоть он и старался не показывать этого окружающим. Пусть тогда мне было немного лет, но я всё же сумела понять, как ему одиноко и обидно оттого, что его предали. Когда тётя Линда ушла, помню, дядя Руди долго сидел в своём кабинете и неподвижно смотрел в окно. А я подошла
– Нет, он не мог знать эту женщину, – твёрдо заявила я, чем заставила доктора Готвальда усмехнуться в кулак, а после заявить:
– Вы очень молоды, госпожа Крог. Но, поверьте на слово, у одиноких мужчин солидного возраста могут быть свои секреты, даже от воспитанниц.
– Думаете, вы знали дядю Руди лучше, чем я? – пришлось вслух оскорбиться мне.
– Я полагаю, что вы не всё знали о нём.
Возразить мне было нечего, но я всё равно отказывалась верить, что в последние минуты своей жизни дядя Руди прижимал к груди фотопортрет какой-то невзрачной женщины. А почему не мой? Что, я была ему не так дорога? И зачем в той нагрудной сумке лежал перстень? Про карманные часы ещё можно понять, но фамильная реликвия Крогов…
– Вы точно нашли перстень под шубой? – спросила я инспектора Вигера. – Не сняли с руки, а именно нашли в меховой сумке?
– Позвольте, госпожа Крог, тело окоченело и замёрзло. У меня даже мысли не возникло бы снять с него рукавицы и посмотреть, что там есть на пальцах. Честное слово, перстень вместе с часами, листом из бортового журнала и фотографией лежал в нагрудной сумке под шубой. Если бы песцы не потрепали верхнюю одежду, я бы даже под шубу заглядывать не стал.
– Тогда откройте ящик.
Моя просьба была встречена молчанием и удивлёнными взглядами.
– Обещаю, я не собираюсь падать в обморок или кричать. Открывайте, я должна взглянуть на тело ещё раз.
Нехотя доктор с инспектором подчинились. Передо мной вновь предстало обезглавленное тело в потрёпанной шубе, но теперь я не боялась смотреть на него.
– Это не дядя Руди, – уверенно заявила я, но никто не отреагировал на мои слова, и я решила их повторить, – слышите, это не он.
– Ну, началось, – раздался за спиной раздражённый шёпот Эспина, но не успела я отреагировать, как доктор Готвальд спросил меня:
– Позвольте, но с чего вы это решили?
– Человек в ящике ниже ростом, чем дядя Руди.
– Конечно ниже, – подтвердил Эспин, – у него ведь нет головы.
– Даже с головой, он не дотянул бы до дяди Руди, – повернувшись к нему, уверенно сказала я. – И перстень дядя Руди не стал бы снимать. Зачем ему класть его в нагрудную сумку, если есть пальцы?
– Мало ли какая могла быть причина.
– Да, причина могла быть. Дядя Руди искал выпавших из дирижабля людей. Он знал, что поход наугад по льдам может плохо закончиться и потому отдал личные вещи своему товарищу, который пошёл искать путь к островам. Дядя Руди хотел, чтобы в случае чего перстень Крогов вернулся к Крогам, он думал, что его товарищ уж точно найдёт путь
– Шела, посмотри на меня, – требовательно обратился ко мне Эспин, – я понял, что ты живёшь надеждой и хватаешься за каждую соломинку, но хватит, остановись.
– Как же ты не понимаешь, – начала злиться я, – это не дядя Руди. Он бы не стал снимать свой перстень и носить его в сумке при себе. Это же просто глупо.
– Это ты себя ведёшь глупо.
– Нет, это ты глупец, раз не хочешь признавать очевидное.
Нехорошо пререкаться при посторонних, но я не выдержала. Эспин всеми силами пытался убедить меня, что в ящике лежит дядя Руди, я же отчётливо понимала, что это не так. Вот только никто из присутствующих не собирался поддержать меня. И это начало походить на какой-то заговор.
– Ты… – начала я задыхаться от негодования, – тебе ведь нужно свидетельство о смерти. Тебе не важно, кого привезли с Тюленьего острова. Тебе нужно, чтобы дядю Руди официально признали мёртвым. Тебе нужны его деньги!
– Перестань, не при людях, – прошипел он.
Нет, я уже не могла остановиться. Видя лишь вытянувшиеся молчаливые лица вокруг, я прокричала доктору Готвальду и инспектору Вигеру:
– Это ошибка, всё неправда, всё ложь. Вы не имеете права подписывать свидетельство. Вы не посмеете похоронить дядю Руди заживо!
С диким скандалом Эспин выволок меня из морга и, держа за запястье, повёл домой. Всю дорогу я осыпала его проклятиями, извивалась, пыталась бить свободной рукой в плечи и грудь. В итоге он отпустил меня и оттолкнул от себя.
– Ну всё, хватит, – грозно прорычал он, – всему есть предел. Ты заигралась, Шела. Дядя Руди всю жизнь исполнял все твои капризы, и ты, видимо, привыкла, что все должны стоять перед тобой на задних лапках. Нет, этого не будет.
– При чём тут я? – пришлось вознегодовать мне. – Дядя Руди не умер, как ты этого не понимаешь? Его перепутали с кем-то из членов экспедиции. Он бы не снял перстень. Он бы не взял чужую фотографию.
Кажется, Эспин хотел сказать мне что-то злобное и неприятное, но не стал. Он просто развернулся и спешным шагом направился обратно в сторону морга.
Я хотела кинуться следом, но ботинки будто увязли в мокром снегу, перемешанном с грязью. Что я могу сделать, чтобы помешать Эспину подписать акт опознания? Как мне переубедить его, если ему не нужна правда?
До дома Акселя Аструпа я доплелась, еле переставляя ноги. Увидев меня, он не решился заговорить первым, а только скорбно кивнул и опустил глаза.
– Скажите, – спросила я, – к кому можно обратиться, чтобы меня взяли на работу на рыбокомбинат?
Аструп вопросительно уставился на меня, явно желая о чём-то спросить, но всё же не решился и просто сказал:
– Какой сейчас рыбокомбинат? Сезон заканчивается раньше времени. Скоро все распутчицы и резчицы разъедутся по домам, пока море окончательно не сковало льдом. А приплывут они обратно только весной.
Так и рухнула моя надежда на новую жизнь без Эспина и корыстных поползновений дяди Густава. Хотя, может не стоит спешить и сдаваться раньше времени?