Наследник из прошлого
Шрифт:
— Вы поаккуратней будьте, почтенный, — наслаждаясь каждой секундой бесплатного зрелища, сказал майор. — Лейтенант не зря с золотой гривной на шее ходит. У него мозги малость набекрень. Он давеча два десятка мадьяр зарубил, а хану Абе и вовсе голову отрезал. Он теперь даже по отчеству может прозываться, как законный сын своего отца. Эдикт «О звании офицера римского войска преславнейшего», принятый в царствовании императора Александра, раздел номер… Кстати, Золотарев, а какое у тебя отчество?
— Да кто про этот эдикт помнит? — растерялся дьяк. — Ему ведь двести лет! Я о нем вообще в первый раз слышу. Их же сколько было…
— Но ведь его и не отменял никто, — сожалеюще развел руками майор. — В Римской империи законы вечны, пан Михайлов. Вам ли, вельможе, об этом не знать…
— Проваливай, — громко и отчетливо сказал
— Что? — дьяк ловил воздух ртом и медленно бледнел.
— Вали отсюда, говнюк, — сказал я, — иначе по частям домой поедешь. Ну?
Теперь уже побледнел майор. Он постарел и осунулся, а задор в его глазах уступил место глухой тоске. Я ведь только что одной фразой спустил его жизнь в выгребную яму. Впрочем, это совсем не факт, ведь я теперь понял, почему Стах так отчаянно хотел заработать свою гривну. В этом случае он, совершив подвиг, становился законным сыном великого князя Остромира. Искупал, так сказать, кровью, нелепую ошибку судьбы. Здесь с такими вещами не шутили. Если ты удачлив, значит, угоден всем богам, и старым, и новым. Это значит, ты достойный человек, и надо держаться рядом с тобой, чтобы получить часть твоей удачи. Такая вера прочно въелась в плоть и кровь людей Средневековья и даже перешла в протестантизм. В нем человек богатый считается отмеченным самим господом, а неудачник — клеймо прокаженного. Брак с купчихой поставит крест на всей моей жизни, превращая из будущего небожителя в небедного, но простолюдина. Так библейский Исав продал свое первородство за миску чечевицы…
— Ты пожалеешь, — только и смог сказать дьяк, а я вытащил кинжал и прижал его к холеному горлу, прямо к тому месту, где испуганно прыгал кадык.
— Скажи как должно, — ответил я, расшифровав, наконец, до конца всю несложную интригу.
— Вы еще пожалеете об этом, ваша светлость, — испуганно пискнул дьяк и бросился к выходу.
— Во что ты меня втравил, парень? — только и смог сказать майор. — И кто твой отец? Только не говори, что кто-то из великих князей, иначе я пойду в одиночку штурмовать Галич. Я же сам тебе башку побрил и офицерское звание присвоил. Мне ведь теперь десять лет в соляной шахте за счастье покажутся.
— Пан майор! — в комнату ввалился перепуганный ординарец. — Взвод орденских егерей у ворот. У них приказ князя-епископа…
— Это за мной, — сожалеюще развел я руками. — Теперь в следующий раз все расскажу. Этих послать точно не получится.
Глава 8
Сутки спустя я уже был в двадцати милях от Торуньского перевала и сидел в бане у старосты, который, икая с перепугу, угощал дорогих гостей в каракулевых папахах с волчьими головами. Все-таки мода в Раннем Средневековье отсутствует как явление природы. Тут носят то, что есть, и я не удивлюсь, если императоры до сих пор таскают свои далматики, украшенные положенным числом пурпурных и золотых полос. Вот и папахи у егерей почти те же, только волчья голова вписана в какой-то странной формы крест. Значит, получилось все у моих потомков, и Тайный приказ стал Орденом, где верность долгу почитается на религиозном уровне. Только вот Марию, которая проделала огромную работу по становлению этого самого Ордена, отодвинули в сторону, а вместо нее назначили Ванду, которая непонятно как отличилась. Или это, напротив, Машка проштрафилась? Даст бог, разберусь, тем более что меня вроде бы убивать никто не собирается. Скорее наоборот, судя по наличию арьергарда и авангарда, меня охраняют, опасаясь стрелы из кустов. По крайней мере, взводный вежливо поинтересовался, есть ли у меня доспех, а когда я показал ему снятую с мадьяра пластинчатую красоту, остался доволен и посоветовал надеть. А то, мол, неспокойно на дорогах, степняков еще не выбили за Карпаты. А взгляд у самого до того невинный, что я почти что ему поверил.
В общем, попрощался я со своим батальоном и поскакал на запад, непонятно к кому и непонятно зачем. Лейтенант егерей на мои вопросы не отвечал, оправдываясь незнанием, и похоже, он не врал. Обычный ведь служака. Ему приказали человека доставить, и он доставит.
А вот банька была хороша, да еще и с веничком березовым, как им Я равноапостольный
— Как живется-то почтенный? — спросил я, когда остался в предбаннике один.
Староста испуганно оглянулся, выискивая поблизости егерей, и заученно пробарабанил.
— Все хорошо, ваша милость, дай господь бесконечных лет жизни нашим государям. Процветаем.
— Ты чего, отец? — я даже поперхнулся. — Я не егерь. Армейский я, из сирот выслужился.
— А чего тогда спрашиваешь? — зло посмотрел на меня староста. — Сам не знаешь, что ли? С артельщиков третью шкуру дерут. При императоре Святославе, говорят, десятину платили, а теперь четверть забирают! Да еще и подьячий из Брячиславля мзду требует… И на жатки цену опять подняли с косами… И на железо… А мимо мануфактуры государевой купить не моги! И вроде больше зерна растим, а дорожает все на глазах просто! И постоями воинскими разорили уже. А уж соль… Тьфу!
И он вышел из бани, от души хлопнув дверью. А ведь старосты зажиточными людьми всегда были. Странно…
Деревенька на пятнадцать дворов выглядела довольно уныло. Покосившиеся избы из почерневшего бревна, крытые соломой, риги и овины, куда легло после урожая зерно, да общий коровник, откуда доносилось одинокое мычание. Во дворах клевали травку немногочисленные куры и гуси, а вдалеке паслось стадо баранов голов на тридцать. Если и бедствовали здесь, то я видел и похуже. На десяток дворов пара коров и тридцать баранов… Немного, конечно. Здешних селян обстригают тщательно и со знанием дела, не давая ни подохнуть с голоду, ни сильно разжиреть. Впрочем, как я знал точно, налог в четверть от урожая — это лишь вершина айсберга. Кроме этого было множество неоплачиваемых повинностей, вроде того же постоя. Крестьяне давали лошадей, возили дрова начальству, содержали церковь и священника, чистили берега судоходных рек, чинили дороги… А еще они закупали по монопольным ценам соль, лошадей и инвентарь, прямо как я и завещал. И все это выливалось в суммы, куда большие, чем подать. М-да… Ну хоть не продают крестьян поштучно, разлучая семьи. У франков, говорят, уже к тому идет все. Там крепостное право достигнет пика веку к десятому, а лет через триста, когда потребуются рабочие руки в растущих городах, оно начнет понемногу отмирать. Здесь же в город отсылают установленное число парней и девок, и называется эта людская подать — лимит. А новые горожане — лимита. Вот черт! Это тоже я придумал. И ведь столько лет работает.
Плохо, скажете? Негуманно? Ну, провалитесь в прошлое и попробуйте сами. Не представительскую же демократию строить в Раннем Средневековье, среди людей, позавчера вылезших из леса. Тут ведь за государство почитается только Римская империя, и отказ от старых традиций порицается обществом на всех его этажах. А добавьте к этому полное отсутствие современной логики, магическое сознание населения и нулевую ценность человеческой жизни, как тут же сложится полная картина. На руинах родового строя вырос какой-то гибрид государственного феодализма по типу Древнего Египта и полугосударственного капитализма. Он никому не нравится, но продолжает жить, поскрипывая, пока прогресс или внешняя опасность не заставят изменить его на что-то иное. В Европе это сделал зарождающийся капитализм и пороховая революция в придачу. Порох уравнял на поле боя вчерашнего крестьянина и рыцаря, которого с трех лет учили убивать людей холодным оружием. Дворяне стали не нужны и превратились в офицеров и чиновников, как в Германии. Или в беспринципных торгашей, как в Англии… Или в бесполезных паразитов, как в Российской империи…
— Боярин! Боярин! — от грустных мыслей меня отвлекла крестьянская молодуха лет шестнадцати, которая теребила меня за рукав. — Потешиться после баньки? А? Гривенник возьму всего!
Приятная такая девчонка, крепенькая, пышная в нужных местах. Улыбается белозубо. Сама чернявая, с нежной, чистой кожей, видно, кровь римлян из Дакии сказывается. Их много в эти земли переселили. Хорошенькая до того, аж в груди защемило что-то. Или показалось мне по молодому делу… Она же замужем, скорее всего…