Наследники по прямой. Книга первая.
Шрифт:
Уже под вечер, отыграв три партии подряд, Гур присел за столик выпить стакан чая и передохнуть. Вдруг к нему - даже не спросив разрешения - подсел здоровенный мужик и заявил без предисловий:
– Неплохо зашибаешь, парень. Пора это… делиться, в общем, пора.
– С кем же это?
– Гур сделал вид, что он до крайности удивлён, и поставил стакан на стол.
– Я не понял.
– А ты у Флинта спроси. Спроси, спроси. Я тебя тут подожду, - мужик достал папиросы, прикурил и кинул горящую спичку в стакан Гурьева. И осклабился, видимо, считая себя записным остряком и балагуром.
Гурьев
– В чём дело, дружище?
– Это Гирин шакал. Денег требует?
– Да.
– Надо дать. Не заводись, хуже будет.
– Что значит - "хуже"?
– Руки поломают. Или ноги. Беспредельные суки, я тебе говорю!
– И что? Все платят?
– Все. Лучше потерять вечерний заработок раз в месяц, чем сидеть полгода - зубы на полку.
– Вы какие-то странные, честное слово, - Гурьев досадливо цокнул языком и покачал головой.
– Сколько наших людей в городе? Сотня, полторы? И руки не из задницы растут, и денег в достатке. Договориться не можем?
– Собирались уже. И так раскладывали, и эдак. Они по одному подкарауливают. Я же говорю, беспредельные суки, с ними даже блатные связываться не хотят. Про деловых я вообще молчу.
До Гурьева и раньше доходили слухи о Гириной команде. Начав с мелочей, Гиря переключился на шарогонов и "катал", как на самую денежную, после нэпманов, публику, к тому же лишённую сколько-нибудь реальной возможности воззвать к правосудию. Да и то, - какое правосудие у Советов? Не каждый был готов расстаться с деньгами бестрепетно, потому не обошлось без увечий и даже покойников. Так что репутация у Гири и его подручных сложилась соответствующая.
Выбор был прост: либо заплатить сегодня и платить всегда, либо дать бой. Ему было не столько жалко денег, сколько тревожила мысль, что из-за этих рыл вся с таким трудом выстроенная им система конспирации может рухнуть в одночасье. Гурьев прекрасно отдавал себе отчёт в том, что сладкая жизнь шарогона не может продолжаться вечно. Людей с доходами, которые трудно либо невозможно контролировать, советская власть ненавидела даже больше, чем прямых идеологических противников. Уничтожение таких людей, желательно со всеми чадами и домочадцами, чтоб даже дух и память всякую искоренить, было для советской власти делом чести, доблести и геройства. Он мысленно выругал себя последними словами за то, что до сих пор не удосужился проверить, не является ли этот самый Гиря и Кo передовым отрядом бравых "экспроприаторов экспроприаторов" из "чеки". Так сказать, ЧОНом [125] . Однако времени на размышления и рефлексии уже не оставалось.
125
ЧОН - часть особого назначения.
– Понятно. Этот урод за главного у них, что ли?
– Нет. Правая рука.
– Добро. Разберёмся.
– Люкс, лучше не связывайся. Здоровее будешь, ей-богу!
– Не переживай за меня. Лучше снимай партию и сбегай за извозчиком. И жди меня на улице. Да,
– Люкс!
– Делай, что тебе сказано. И побыстрее.
Оставив Флинта, он вернулся за столик. Мужик уже откровенно торопился и нервничал:
– Чё так долго трепался, ты, фраер?! Гони бабки, быстро!
– Может быть, тебе сковать чего-нибудь железного? Ты говори, не стесняйся.
– Гур обворожительно улыбнулся, заглянул в стакан, где плавала спичка, и затуманился: - Обычно я пью чай с лимоном, а не с дровами. Где ты вычитал этот рецепт, поц?
– Ты чё, не понял, падла?!? Гони ба…
– Сейчас, сейчас, - Гурьев сделал вид, что охлопывает карманы.
– В макинтоше оставил. Пойдём в гардероб.
– Ну, ты!!!
– Я. Тебе хочется денег? Их есть у меня. Вставай и пошли. Можешь всю кодлу свою собрать.
Не дожидаясь реакции бандита, Гурьев поднялся, и, даже не потрудившись оглянуться, направился к выходу. Его противнику ничего не оставалось, как топать за ним. Гурьев увидел, как из углов зала появились ещё двое и потянулись следом. Ну, трое, это не очень много, с облегчением подумал Гурьев. Если драки не миновать, одежде конец, это ясно. Флинта жалко. Неплохой он малый.
– Эй! Гардероб там!
Гурьев продолжал двигаться в сторону выхода, словно разговаривали не с ним. Не доходя до главного выхода, он резко свернул и нырнул под главную лестницу, откуда через подвал можно было выскочить на задний двор.
– Эй! Эй!!! Ты, падла!!! Стоять!!!
Все трое ринулись под лестницу следом за Гурьевым. Подождав, пока они, сопя и матерясь, прогромыхают мимо него к запасному выходу, Гурьев неслышно скользнул назад и, заложив дверь стулом, в два прыжка преодолел оставшееся до парадного расстояние. Секунду спустя он запрыгнул в пролётку, где сидел бледный от ужаса Флинт, и рявкнул лихачу:
– Гони!!!
Пролётка резво взяла с места. Гурьев посмотрел на покрытый мелкой испариной лоб напарника и улыбнулся:
– Нельзя так сильно пугаться, партнёр. Есть опасность потерять лицо, а эта потеря большей частью невосполнима.
– Да-а, - плаксиво простонал Флинт, утираясь платком.
– А он нас вместе видел. Теперь точно жизни не будет!
Мишима, выслушав рассказ Гурьева, поджал губы:
– Плохо. Ты их разозлил, теперь они не отстанут. В первую очередь от тебя.
– И что?
– расстроился Гурьев.
– Нужно было драться? Но…
– Что сделано - сделано, - кивнул Мишима.
– В следующий раз я иду с тобой.
– Сэнсэй, - Гурьев опустил голову.
– Прости меня. Я затеял игру не для того, чтобы ты вмешивался и вытаскивал меня, как нашкодившего щенка. Я…
– Помолчи, - оборвал его Мишима.
– Ты - мой ученик. Больше, чем мой собственный сын. Я столько лет вкладывал в тебя душу не для того, чтобы потерять. Ты ещё молод, а на ошибках учатся. И никто не может предусмотреть всего. То, что ты сегодня уклонился от боя, было верным решением. Верным, но не окончательным. А закончить эту историю необходимо. И закончить, как следует. Завтра будет важный урок. Теперь иди, прими ванну и отдыхай, я сделаю тебе массаж. Когда вернётся Орико-чан, ты должен быть в полном порядке.