Настоящие, или У страсти на поводу
Шрифт:
— Меня ваше мнение не интересует, — процедила я и выскочила из кабинета, едва не сбив ненавистную свекровь. Но та успела вовремя отскочить в сторону, давая мне пройти.
Мне не хватало воздуха. Горло сковал спазм, мешающий нормально вдохнуть. Внутри всё болело и горело.
Вроде бы все доказательства перед носом, а я всё равно отказывалась в это верить.
— Надо поговорить с ним. Посмотреть в глаза и поговорить. А не гадать и выдумывать.
Наверное, прав был Эйдан, я всё такая же наивная дурочка, которая привыкла верить
«В последний раз», — пообещала себе, выбегая на улицу и направляясь к конюшням.
— Леди Торнтон? — удивленно произнёс Керит, вскакивая с пенька.
— Запрягай лошадей. Прямо сейчас.
— Но граф не разрешил.
— Я прошу тебя, Керит. Это очень важно. Графа я возьму на себя.
— Мне и так досталось за то, что я позволил вам уйти в тот особняк, — признался тот, отводя взгляд. — Лорд Торнтон второго раза не простит.
— Керит, — произнесла я твёрдо. — Если ты не отвезёшь меня туда, куда я прошу, то я найду другой способ это сделать. Может, лучше, если я поеду под твоим присмотром?
Кажется, мне удалось найти способ его переубедить или хотя бы задуматься.
— Я тебе угрожаю. Графу об этом так и скажем.
— Всё это плохо кончится…
— Я прошу тебя.
— Хорошо.
Упряжка была готова через пятнадцать минут. Всё это время я провела на улице, нервно меряя шагами дорожку, теребя браслет, разглаживая складки платья и тяжело вздыхая.
Огромный особняк на Таргар-роу с колоннами, облицованный жутким зелёным мрамором. По рассказам Селины я знала, что год назад его снимал Дерек, теперь пришла очередь Армель.
— Если надумаете пойти туда, то я с вами, — произнёс кучер, когда мы остановились чуть в стороне от особняка. — Больше не пущу одну.
— Спасибо, Керит, — ответила я, даже не пытаясь улыбнуться.
А взгляд был прикован к входной двери.
Там или нет? Сейчас выйдет или только войдет? Правда или ложь?
«Если ты не придёшь, я покончу с собой!» — гласила записка, пропахшая дурманящей, вызывающей рвотные позывы, розовой водой.
Леонард даже не стал думать, как, откуда и от кого Армель Констанци узнала о том, где он сегодня собрался ночевать. И как вообще оказался не дома, а в столице.
У маркизы были деньги, связи и возможности сделать это, и она сделала. Поразительная навязчивость, граничащая с безумием, которое Элкиз даже и не думал поддерживать.
Торнтона взбесило другое. Сама записка и тон, в котором она была написана.
Маркиза действительно думает, что он как дурачок на это клюнет? Бросится вытаскивать из петли и утешать? Будет заверять в вечной любви и захочет бросить жену?
О нет, Леонард слишком хорошо знал свою любовницу, чтобы предположить и даже на секунду поверить в то, что она способна совершить такое. Армель была слишком эгоистична и уж точно никогда бы не причинила себе боль. Другим — легко, но себя женщина любила и берегла.
Опять
Мужчина смял записку и запустил в угол комнаты, брезгливо морщась.
Плевать.
Ему совершенно плевать, что бы Констанци там себе ни придумала. Если маркиза решилась на самоубийство, то мужчина будет жалеть лишь об одном — что когда-то связался с ней себе на беду. И пусть это грубо и бездушно, но они давно уже ничего друг другу не должны.
Но Армель ошиблась. Манипулировать собой граф не позволит никому и никогда. Разве что…
Айола.
Нет, Элкиз ни на секунду не усомнился в том, что она ему верна. Что бы Армель ни говорила, какие бы козни не плела, Леонард всегда знал, что жена никогда ему не изменяла, тем более с Санроу. Злило Торнтона другое — Айола ему солгала, не сдержала обещание и встретилась с Эйданом, хотя давала слово так не делать.
А ведь Торнтон начал доверять жене. Сильнее чем хотелось и чем мог себе позволить. Он сам не мог понять, как и каким образом, но за эти несколько недель Айола прочно заняла место в его жизни.
И это вносило сумятицу. Не получалось мыслить здраво и решать вопросы привычными методами.
Надо было поговорить с ней. Сесть за стол и всё выяснить. Но не смог. Боялся, что скажет слишком много. То, что еще не стоило произносить в слух и что так хотелось сказать.
Круг по комнате. Мужчина застыл, рассеяно проведя ладонью по затылку и смотря в окно, которое выходило на оживлённую улицу.
Спешили люди, проезжали экипажи, город жил своей жизнью, не зная о том, какой беспорядок царил в его обычно холодном сердце.
— Слабак.
Слабаком быть не хотелось. Неужели он не сможет совладать со своими эмоциями? Неужели столько лет затворничества и отрешенности прошли зря? И граф Элкиз не так холоден, как ему бы хотелось?
Леонард Торнтон пробыл в съёмной комнате в общей сложности всего два часа. Неожиданно встал, собрал немногочисленные вещи и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
В особняке его никто не ждал. Мужчина быстро вошел в холл и огляделся:
— Ну и где все?
— Милорд? — К нему выбежала взволнованная экономка.
— Где все? — снова повторил Леонард.
— Ваша матушка в лиловой гостиной…
— Где моя жена? — перебил её мужчина.
А в голове мухой зудела мысль: «Опоздал. Опоздал. Опоздал!»
— Леди Айола уехала, — пробормотала экономка, отводя взгляд в сторону.
Сердце сжалось в предчувствии тревоги. И новой волной поднялась злость и страх потерять то единственное дорогое, что у него было.
— Давно?
— Минут пятнадцать назад. Вы с ней разминулись.
— Куда?
— Не могу знать, милорд. Они поговорили с леди Торнтон, и после этого графиня срочно куда-то уехала. Её Керит сопровождает, так что за безопасность не волнуйтесь.