Наваждение
Шрифт:
Я старался скрывать это это всхъ, и отъ нея самой, и своимъ отношеніямъ съ нею придавалъ оттнокъ покровительственнаго вниманія и шаловливой снисходительности. «Андрюшинъ капризъ», вотъ какое названіе для Зины придумала Катя и оно, какъ и вс наши прозвища, принялось очень скоро.
А между тмъ, этотъ «капризъ» не проходилъ, а съ каждымъ днемъ забиралъ надо мною все больше и больше власти. Я самъ замтилъ, какъ совершилась полная перемна въ моей жизни. Знакомые, товарищи, танцы, театръ для меня ужъ больше не существовали. Мои учителя удивлялись отчего я
Одно, чмъ я занимался съ наслажденіемъ, былъ Зининъ портретъ. Я проводилъ надъ нимъ цлые часы, и вс увряли, что онъ становится очень похожимъ. Но самому мн онъ казался ужаснымъ; я хотлъ, чтобъ это вышло живое лицо и долженъ былъ справляться съ такими трудностями, какія мн тогда были не подъ силу. Наконецъ, я какъ-то вдругъ отыскалъ настоящее сочетаніе красокъ — нсколько штриховъ, тней, и вдругъ лицо оживилось, съ полотна глянула на меня Зина съ ея странной близной, съ молчащими неподвижными глазами.
Я весь дрожалъ, я задыхался отъ восторга, я чувствовалъ въ себ наитіе новой силы и боялся, что вотъ-вотъ она сейчасъ исчезнетъ, а я не успю ничего сдлать. Но мн нуженъ былъ оригиналъ для продолженія работы. Я выбжалъ изъ комнаты и сталъ звать Зину.
Ея нигд не было и никто даже не могъ сказать мн куда это она пропала. Я подумалъ, что она нарочно отъ меня прячется, поручилъ дтямъ искать ее, и самъ обгалъ вс углы и закоулки.
— Зина! Зина! — раздалось по всему дому.
— Ну, чего кричите, не услышитъ, въ кухню она пробжала… Видно чистыхъ комнатъ мало показалось…
Это говорила, высунувшись изъ двичьей, наша грубая Бобелина.
Я бросился чрезъ длинный темный корридоръ въ кухню.
Кухня у насъ была величины необъятной и перегородками раздлялась на нсколько комнатъ. Тутъ жилъ поваръ съ поваренкомъ, кухарка и прачки, кром того, вчно проживалъ какой-то пришлый людъ, какіе-то кумовья и сваты нашей прислуги, находящіеся безъ мста и пристанища. Я убжденъ, что между ними не разъ попадались и безпаспортные. Никто изъ господъ никогда въ кухню не заглядывалъ, и тамъ могло происходить всякое безобразіе, особенно при систем взаимнаго укрывательства. Я не мню, что одинъ разъ въ теченіе полугода нашъ поваръ непробудно съ утра пьянствовалъ, а за него готовилъ какой-то его братъ, получавшій за это даровое помщеніе, харчи, по вечерамъ и водку.
Обо всемъ этомъ мам донесли только тогда, когда ужъ оба брата впали въ запой, было перепорчено нсколько обдовъ и мама ршилась взять новаго повара.
Въ кухн носился чадъ и невыносимый запахъ махорки. Сквозь этотъ чадъ я едва разглядлъ Зину. Она стояла у окошка и что-то внимательно разсматривала. Поваръ, возившійся у плиты, замтилъ меня и снялъ свой колпакъ, вроятно, въ знакъ особенной почтительности.
— Ну, полноте, барышня, что вы тутъ… оставьте… — забасилъ онъ, обращаясь къ Зин: — только ручки запачкаете… вотъ и Андрей Николаевичъ идутъ
— Зина, что ты тутъ длаешь? — удивленно спросилъ я, подходя къ ней.
— Погоди, я сейчасъ, сейчасъ… Я только хочу посмотрть, что съ нимъ теперь будетъ!..
Она на мгновеніе обернула въ мою сторону оживленное лицо, блеснула глазами, а затмъ опять нагнулась къ окошку.
На окн лежалъ черный, живой ракъ и медленно поводилъ клещами. Я не зналъ, что и подумать, не понималъ, что она особеннаго видитъ въ этомъ рак. Поваръ поспшилъ объяснить мн.
— Да вотъ-съ играютъ… танцовать его заставляютъ, а не слушается, такъ он у него лапку-съ за это выдернули… Право-съ… вотъ и лапка.
— Зина! Au nom du Ciel!.. Comment n'as tu pas honte… et quelle cruaut'e! — смущенно проговорилъ я, стараясь за руку отвести ее отъ окошка.
Но она упиралась, она не могла оторваться отъ рака.
— Нтъ, каково, каково! Онъ хотлъ ущипнуть меня за палецъ!.. Ну, такъ постой, постой, будешь-же ты у меня танцовать… тра-та-та, тра-та-та!..
Она схватила рака за клещи, подняла, стала вертть его во вс стороны и шлепать имъ по окну. Ракъ судорожно поджималъ хвостъ и вздрагивалъ лапами.
— Ай! Онъ опять ущипнулъ меня!.. Вотъ-же теб, вотъ!..
Что-то хрустнуло и оторванный клещъ упалъ на полъ.
— Ну, вотъ видишь, вотъ и наказанье!.. Ахъ, какой онъ смшной теперь!.. Бдненькій инвалидъ… Ну, ничего, ничего, дай я тебя поглажу… или нтъ… такъ право некрасиво…
Я не усплъ оттащить ее отъ окошка, какъ ужъ въ ея рук оказался и другой клещъ. Она смялась, она глубоко дышала въ какомъ-то лихорадочномъ возбужденіи…
Я почти силой увелъ ее изъ кухни. Я сжималъ ея руку еще сильне и сильне. Она ничего не говорила и послушно шла въ мою комнату, наконецъ, у самой двери шепнула:
— Ты совсмъ раздавишь мн пальцы!
— Слдовало-бы! — задыхаясь отвтилъ я, почти бросая ее въ кресло предъ мольбертомъ.
Я чувствовалъ, что уже не могу рисовать, что мое настроеніе, моя сила исчезли. Я со злобой смотрлъ на блдную Зину. Вдругъ она прыгнула съ кресла, кинулась ко мн и обвила меня своими тонкими руками.
— Ну, не сердись, Андрюшечка, душечка… ну, не сердись на меня, пожалуйста.
Она стала меня цловать, а глаза ея все также молчаливо и жутко блестли.
Я не оттолкнулъ Зину и ничмъ больше не выразилъ ей негодованія, возбужденнаго во мн ея отвратительною жестокостью. Я даже совсмъ позабылъ и объ ея поступк, и о своемъ негодованіи.
— Да ну, поцлуй-же меня… не дуйся… Я такъ люблю тебя, Андрюша…
Она откинула назадъ свои черные волосы, взяла обими руками мою голову и тихонько прижала ко мн губы.
Я хотлъ подняться, хотлъ убжать, но обнялъ ее и отвтилъ крпкимъ поцлуемъ.
Что-то мгновенное, что-то злое и въ то-же время торжествующее блеснуло въ глазахъ ея и вдругъ она осторожно встала съ колнъ моихъ и спокойно, оправляя платье, сла предо мною въ свое кресло. Лицо ея было блдно и глаза ничего не выражали.