Наваждение
Шрифт:
— А можетъ быть я теб вовсе не хочу сказать, что я ему отвчала…
— Сдлай одолженіе, не говори, да и совсмъ мн не говори этихъ глупостей.
— Ай, ай, ай! — засмялась она:- вотъ ты ужъ и старымъ ддушкой становишься; для тебя ужъ это глупости… Ну, а я теб все-таки-же скажу, какъ было дло. Видишь вонъ ту скамейку, вонъ тамъ все и случилось, — только нтъ, нтъ, я ни за что теб не разскажу, ни за что въ мір!.. А теперь можешь пойти къ мам и пожаловаться ей на меня, что я занимаюсь такими глупостями!
Она выдернула свою руку и убжала.
Я слъ на скамейку, и мн показалось, что со мной случилось громадное
И вотъ мн припомнилась Зина моего сна. То свтлое, отрадное чувство, которое она во мн возбудила, и я готовъ былъ бжать за этимъ чувствомъ на край свта, а тутъ на яву былъ такой мракъ, такое мученье.
Я началъ бродить въ парк, не замчая дороги, и скоро встртился съ нашими. Тутъ были и сосди.
Я еще издали увидлъ длинную, тонкую фигуру лицеиста. Рядомъ съ нимъ шла Зина. Мн хотлось убжать, я Богъ знаетъ, что далъ-бы, чтобы не встртиться теперь съ этимъ monsieur Jean, а между тмъ бгство было невозможно: меня уже замтили. Черезъ минуту я долженъ былъ протягивать руку лицеисту, съ нимъ знакомиться. Я собралъ вс силы, чтобы сдлать это по возможности любезно, и въ то-же время сознавалъ, что веду себя глупо. Мн казалось, что вс видятъ и понимаютъ отлично мое душевное состояніе и смются надо мной.
Monsieur Jean былъ вовсе не такъ красивъ, какъ описывала его Зина, но мн онъ тогда показался удивительнымъ красавцемъ. Онъ велъ себя непринужденно, съ апломбомъ маленькаго фата, и я сразу замтилъ, что онъ ухаживаетъ за Зиной. Мы шли съ нимъ рядомъ, и онъ что-то говорилъ мн, чего я почти не слышалъ. Вдругъ къ нему подошла Зина и взяла его подъ руку. Она улыбалась ему, а онъ таялъ отъ этой улыбки.
Еще минута, и я наврно сдлалъ-бы какую-нибудь глупость. Впрочемъ, я ужъ и теперь сдлалъ глупость! Я вдругъ, не говоря ни слова, свернулъ въ сторону, на первую попавшуюся дорожку и ушелъ отъ нихъ, почти убжалъ, и въ безсильной злоб на нсколько кусковъ сломалъ свою трость и готовъ былъ рыдать на весь паркъ и кусать деревья. Никогда еще не испытывалъ я такого бшенства и такой внутренней боли.
Вернулся я домой раньше нашихъ и забрался наверхъ, къ себ.
Вотъ въ открытыя окна слышны голоса: наши возвращаются… Вотъ дти съ шумомъ и гамомъ бгутъ по лстниц. Моя дверь скрипнула и тихонько, на цыпочкахъ, вошла Зина. Она осторожно заперла за собою дверь, подошла ко мн и сла на диванъ, рядомъ со мною.
— Andr'e, зачмъ ты ушелъ? Я потомъ побжала за тобою, но не могла догнать тебя: и мн тебя очень нужно было… Andr'e, послушай, я должна сказать теб одну вещь, только поклянись мн, что ты никогда и никому объ этомъ не скажешь, поклянись!..
Я не отвтилъ ей ни слова и сидлъ неподвижно.
— Такъ ты не хочешь? Ради Бога, умоляю тебя, поклянись мн, милый, голубчикъ!
— Ну, клянусь. Что теб?
— Такъ слушай, — тихо шепнула Зина;- слушай! Скажи мн, отчего ты такъ скоро вернулся? Ты получилъ мое письмо?
— Да, получилъ.
— Ты оттого вернулся, что я звала тебя? Вдь, да; вдь, правда; вдь, я угадала?
Я молчалъ, но ей врно и не нужно было моего отвта; ея лицо вдругъ измнилось: съ него ушло все, что было въ немъ дтскаго; я въ первый разъ увидлъ передъ собою въ ней взрослую двушку.
— Andr'e, если-бы ты зналъ какъ я ждала тебя; я думала о теб каждую минуту. Andr'e, я люблю тебя, понимаешь… я влюблена въ тебя… Я безъ тебя не могу жить, я на всю жизнь люблю тебя!..
Мн казалось, что я сошелъ съ ума, что все это сонъ, и вотъ я сейчасъ проснусь, и все будетъ совсмъ другое.
Но Зина продолжала шептать и повторяла:
— Я люблю тебя, Andr'e, не смйся надо мною; вдь, я ужъ не маленькая, я не виновата, что люблю тебя… Что-же ты мн ничего не отвчаешь? Разв ты самъ меня не любишь?.. Зачмъ ты молчишь? Чего ты боишься? Говори, говори, ради Бога!..
Она повернула къ себ мое лицо, ея руки дрожали на плечахъ моихъ; на глазахъ блистали слезы. Лицо было какое-то вдохновенное, какое-то до того странное, что она сама на себя не была похожа.
Я хотлъ говорить и не могъ. Моя голова кружилась, въ виски стучало, и вдругъ я зарыдалъ…
Всю эту ночь я не сомкнулъ глазъ и пролежалъ въ лихорадк, ловя обрывки мыслей, приходившихъ мн въ голову, разбираясь въ нахлынувшихъ на меня ощущеніяхъ.
Никогда не могъ я ожидать ничего подобнаго. Конечно, ужъ давно я понялъ, что люблю Зину особенно, но все-же не опредлялъ этой любви, не придавалъ ей извстную форму. Мн кажется, что я скажу совершенно искренно, что самъ никогда не допустилъ-бы этого признанія: до самой послдней секунды я не зналъ, что такое скажетъ мн Зина, и то, что она мн сказала, поразило меня необычайно. «Разв это можетъ быть? Разв это есть?» — повторялъ я себ и ужасался, и радовался. Но что-же будетъ дальше — страшно подумать! Я только что поступилъ въ университетъ, мн восемнадцатый годъ, а ей нтъ еще и пятнадцати.
Я понималъ, что если до сихъ поръ еще могъ скрывать свое чувство отъ постороннихъ, то теперь, посл Зининаго признанія, мы не сумемъ скрыться. И къ тому-же, несмотря на все счастье, охватившее меня, я не могъ отвязаться отъ сознанія, что есть во всемъ этомъ что-то темное, что-то смущающее совсть. Вдь, еслибъ этого не было, я-бы давно признался во всемъ мам, а теперь не могу и ни за что не признаюсь. Мое чувство, какъ мн казалось, было высоко, было свято само по себ, но что-то дурное заключалось именно въ томъ, что предметомъ этого чувства была Зина; однимъ словомъ, тутъ являлось какое-то неразршимое противорчіе. Была минута, когда я подумалъ, что узналъ, какъ мн надо поступить, и что именно такъ и поступлю непремнно. Я ршилъ, что завтра-же переговорю съ Зиной, скажу ей, что мы можемъ продолжать любить другъ друга, но не должны никогда говорить объ этомъ, должны теперь какъ можно дальше держаться другъ отъ друга, какъ будто мы въ разлук. А потомъ, чрезъ нсколько лтъ, когда будетъ можно, все начнется снова, и что только такъ намъ и возможно быть теперь.
Я ршилъ это, но чрезъ минуту самъ хорошо понялъ, что ничего этого не будетъ и быть не можетъ. Я понялъ, что самъ первый нарушу свое общаніе.
— Ты совсмъ боленъ, на теб лица нтъ; ты врно простудился дорогой! — замтила мн утромъ мама.
— Нтъ, ничего, я здоровъ, — отвтилъ я, не смотря на нее и прошелъ въ садъ: я зналъ, что тамъ Зина.
Какъ встрчусь я съ нею?
Зина тихо ходила по садовой дорожк съ книгой въ рукахъ; она учила какой-то урокъ. Я пошелъ рядомъ съ нею. Сначала она длала видъ, что продолжаетъ учиться, но скоро положила книгу свою на попавшуюся скамейку и взяла меня за руку.