Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

Вид у нее был такой, будто она собиралась его уте­шить.

— Что вы, Алла Васильевна. Это я себя ругаю. Сла­бость проявил.

Протопопова внимательно и изучающе посмотрела на него. Потом молча кивнула на билеты. Он взял верхний. С волнением стал читать и тут же понял, что все знает и может отвечать без подготовки. В теории прибавочной стоимо­сти Борис хорошо разбирался. И все-таки выделяться не хотелось. Он назвал номер билета и направился к одному из свободных столов.

Видимо, состояние Дроздова пе осталось не замеченным Аллой Васильевной.

— А может, без подготовки, Борис Андреич? —

окликну­ла она.

Дроздов живо обернулся, будто ждал этих слов.

— Можно. Да вроде неловко как-то?..

— А что вам на других смотреть, Борис Андреич! Дер­зайте! — и успокаивающе улыбнулась.

Отвечал Дроздов спокойно и обстоятельно. Теорию при­бавочной стоимости он мог изложить даже спросонья. За долгие месяцы, потраченные на самостоятельный перевод «Капитала», он, что называется, выдолбил и русский и не­мецкий текст. Брови у молодого доцента поднялись, глаза округлились, и в них застыло удивление. Она легонько ки­вала головой и неслышно пристукивала необточенной сто­роной карандаша. Наконец лицо у нее вспыхнуло, и она жестом остановила Дроздова.

— Вы что же, весь «Капитал» так знаете?

Борис пожал плечами. Знал ли он весь «Капитал», как теорию прибавочной стоимости? Вряд ли. Перевел он всего лишь четвертый том — «Теорию прибавочной стоимости», но цели своей добился: в экономической теории Маркса он разбирался хорошо.

— Нет, так знаю только теорию прибавочной стоимости, Алла Васильевна, — ответил Борис откровенно, — с биле­том мне повезло.

Алла Васильевна с пониманием кивнула.

— Ну, что ж, Борис Андреевич… Удовлетворена.

Она рывком придвинула к себе зачетную книжку, энер­гично обмакнула перо в массивную чернильницу (раздался скрипучий звук о дно) и крупным четким почерком выве­ла: «отл», размашисто расписалась.

Проскочив сквозь живой коридор сгрудившихся перед дверью студентов, Борис торопливо спустился вниз и одел­ся. Он шел и с волнением думал:

«Темпераментная женщина! Сначала вроде бы — сухарь, а присмотришься — женщина что надо. И красавица, и ум­ница. Кандидат… А всего лет на восемь меня моложе. Черт возьми, запоминающаяся женщина! В такую и влюбиться можно…»

Борис сопроводил эту шальную мысль улыбкой и за­спешил, вспомнив об Иване Федосеевиче — поди, совсем разомлел около накрытого стола. Ждет его. Ждет его «со щитом». Ну что ж, «со щитом» и возвратимся..

4

Зимнюю сессию Борис сдал на «отлично», весеннюю — тоже. Особого напряжения, каким его пугали, он не почув­ствовал, значит, самоподготовка у него все же солидная. Ему не хватало знаний по технике, и для себя он решил: если успешно осилит экономику, то попытается добиться разрешения досдать и те дисциплины, которые необходимы для получения высшего технического образования. Но для исполнения таких почти наполеоновских замыслов ему прежде всего нужно убедить людей, что он в состоянии справиться с программой этого вуза…

И вот уже позади первый учебный год, а по учебной про­грамме он продвинулся на два курса. Если и дальше пойдет теми же темпами, экономический факультет он одолеет за два с половиной года. Да еще около двух лет, поди, уйдет на преодоление технических вершим, если, конечно, не воз­никнет каких-либо непредвиденных обстоятельств. К тому времени ему уже будет многовато лет для учащегося.

Вот когда пришло горькое сожаление об упущенных го­дах.

Нет, столь медленное развитие событий Дроздова не устраивало. Это было прямым расточительством драгоцен­ных лет. Конечно, если кое-чем пожертвовать,

урезать, на­пример, на час или па полтора время на сон, то можно уло­житься и в более короткий срок. Он уже давно приучил се­бя засыпать мгновенно и просыпаться в назначенное время. До Рахметова ему, конечно, далековато, но кое-чего он все– таки добился.

Свои соображения Борис изложил Ивану Федосеевичу. Разговор происходил на квартире Вальцова. Жил Иван Федосеевич вдвоем с матерью, хотя у ней имелась и своя комната. Анне Дмитриевне было около семидесяти, но вы­глядела она еще крепкой женщиной. Двухкомнатную квартиру сына, именуемую ею «светелкой», содержала в чисто­те и уюте, соответствующим этому названию. Впрочем, и сам Иван Федосеевич ревностно, по-флотски поддерживал введенный порядок…

— Черт его знает, Борис. — Вальцов помял в затруднении подбородок. — В том, что ты медведя осилишь, не сумлеваюсь, как говорит моя досточтимая матушка. А вот как сократить время обучения? Единственный путь… к Софье Галактионовне.

При этом имени оба они, не сговариваясь, притихли и ушли каждый в свои мысли.

Вальцов бобылил с тридцатого, после развода с Наталь­ей, сыгравшей тогда не последнюю роль в его исключении из партии. Сразу же после развода она вышла замуж за «Гошу», который и устроил Вальцову провокацию с колба­сой. Кое-как выпутавшись из истории с компрометацией Вальцова, Гриневич увяз в другой. Года через три его осу­дили за крупные валютные махинации, причем имущество конфисковали. Тогда-то Наталья и разыскала Вальцова, слала одно за другим покаянные письма, но ни одному из них он не поверил — ответил столь резко и решительно, что после она уже больше никогда не пыталась к нему обра­титься. Что с ней стало, Вальцов не знал, да и не хотел знать. В то время в жизнь его уже вошла Софья Пухова, и Вальцов понял, что он встретил человека, которого ждал всю свою жизнь, что дороже этого человека у него никогда не будет. Хотя лишь месяц они пробыли рядом друг с дру­гом… Они расставались на долгие годы, но Иван Федосеевич уже знал, что будет ждать Софью. Тогда они даже и предположить не могли, какие испытания гото­вит им судьба. Но им повезло. Софья выжила и воз­вратилась на Родину, и Вальцов прошел войну и не погиб.

После возвращения Софьи в Союз она сразу же встрети­лась с Иваном Федосеевичем. Произошло это вроде бы слу­чайно, но Софья давно вышла из девичьего возраста, когда верят в подобные случайности. Жизнь у них была далеко не легкой, оба сильно изменились. Но у Ивана Федосеевича чувство к Софье не угасло, просто поутихло: так тлеют угли, но для них достаточно дуновения, чтобы разгорелось пламя.

При первой же встрече с Вальцовым Софья поняла, что под внешней бравадой будто бы шутливой влюбленности Ивана Федосеевича кроется истинное чувство. Увы, этого не могла сказать о себе Софья. Вернее, она считала несвое­временным проявления каких-либо чувств со своей стороны. Всеми ее помыслами владела Женя, ее несложившаяся жизнь. Какая там любовь, если единственное дитя так не­счастно!..

И еще один немаловажный момент. Так уж случилось, что по роду своих занятий за рубежом Софья имела доступ к важным документам. Как-то исподволь у нее созрела мысль после возвращения на Родину обобщить свои наблю­дения. После отдыха и лечения, а потом согласования темы диссертации в одном из вузов столицы она была направле­на в Германию для сбора материала. С задачей она спра­– вилась, работу над диссертацией успешно закончила. Вот-вот должна была состояться защита.

Именно с Софьей Пуховой, с без пяти минут кандидатом исторических наук, и рекомендовал Борису посоветоваться Иван Федосеевич. О том же еще раньше подумывал и сам Дроздов, но он боялся в ее доме встретить Женю, которая сейчас, по словам Вальцова, большую часть своего време­ни проводила у матери, эта боязнь погнала Бориса опять к Ивану Федосеевичу, с которым он и созвонился на опре­деленный час.